— Ну, и куда собрались?

Мой дядя бесшумно возник в дверях, окинул нас, горстку подростков, не способных уместиться в тесной прихожей и потому одевающихся по очереди, оценивающим взглядом.

— Погулять, — ответил двоюродный брат.

— Время!!! Ночь скоро, ты в курсе, именинник?

— Ну и что, пап? Мы всех проводим и придём с Лизкой назад.

Я подтверждающее кивнула.

— Ладно, идите. Но много не пейте — Новый год скоро, печень отвалится! И чтобы к утру были дома, иначе в розыск подам, ясно?

— Честное слово совершеннолетнего! Мы ушли, пап! Не ждите!

С этими словами мой брат последним выскочил на лестницу и закрыл за собой дверь.

— Серёж… — тихо окликнула я.

— Нормально всё будет, я ж обещал!

— Ладно. Но смотри, если что, я тебя выгораживать не буду!

— И не придётся!

Если честно, в тот момент мне стало жутко. Но, как оказалось, мальчишки вовсе не собирались напиваться до беспамятства или вскрывать дядин гараж, чтобы покататься на машине. Семи здоровенным парням после пары кружек пива в ближайшем баре не пришло в голову ничего умнее, чем поспорить, как далеко мы сможем уйти пешком. В темноте. По свежим снежным заносам.

— Вы ненормальные! — спокойно резюмировала Даша, девушка одного из ребят. — Я просто так никуда не пойду, ясно?

— А зачем просто так? — воодушевился мой брат. — Пошли до парка! Ёлку смотреть! Её вчера только поставили, я ещё не видел. Пошли!

Не дожидаясь моего согласия, Серёжка схватил меня за руку и бодро, хотя и не слишком твёрдо, зашагал по скверно освещённой улице. Вслед нам посыпались упрёки и шутки, но в итоге шли мы всей толпой, хохоча и подшучивая друг друга, деля на морозе купленную на последние деньги шоколадку и почему-то искренне веря, что дойти до ёлки — это воистину великая цель.

Однако цель эта в итоге не оправдала затраченных на неё средств — парк встретил нас абсолютной темнотой.

— Не горит… — спустя пару секунд констатировал Вова.

— И ради этого мы шли? — надулась Даша. — Чтобы на дерево посмотреть? Вас точно лечить надо.

– Она просто не включена, — огрызнулся Вова.

— Но ведь наряжена, — заспорил мой брат. — Вон гирлянда, смотри. Может, получится её как-то включить, а? Ведь тут же должно быть электричество, провода. Вот там, видишь? — он кивнул в сторону «домика», а точнее, конторы смотрителя парка. — Там, наверное, и щиток, и провода.

— Ты что?! — я сжала его руку. — Хочешь Новый год в милиции встретить? Нас родители твои прибьют и правильно сделают! Всё, хватит. Пошли домой!

Теперь уже я, крепко держа его руку, потащила за собой брата, а за нами, кто ворча, а кто и по-прежнему весело, пошли остальные.

По пути мы проводили Даша, Вову, Андрея и Тимура. Вместе с последним постояли уже неполным составом в его подъезде, пытаясь согреться, и, наконец, разошлись.

Домой мы с Серёжкой пришли уже почти утром, но сна ни у меня, ни у брата не было, что называется, ни в одном глазу.

— Я есть хочу, как мамонт! — заявил он, едва скинув в прихожей куртку.

— Идём на кухню. Только сильно не шуми — родителей разбудишь.

— Бате всё равно скоро вставать, ему на смену сегодня рано, — ответил Серёжка, доставая из холодильника всё, что мы не успели съесть накануне за праздничным столом.

И действительно, дядя Витя появился на кухне раньше, чем мы поставили чайник. Уже одетый и полностью собранный.

— Живы? — с деланной неуверенностью в голосе, уточнил он. — Или околели?

— Почти, — ответил Серёжа. — Ходили на ёлку смотреть! В парке. Пол-города прошли, а она не горит! Только зря Лизку всю ночь по морозу таскал, — он взглянул на меня. — Если снова заболеешь…

— Ничего ей не будет, — перебил его отец, — но ты, сын, и правда балда.

— Это ещё почему?

— Потому что самого главного не понимаешь.

— Что тут понимать?

Дядя Витя, поставив на плиту турку с кофе, подошёл к сыну, положил на его плечо руку.

— Того, что вот это всё — не просто ночь или день. Это всё — ваша память. О том, какими вы были. Как легко и запросто всё было в восемнадцать.

— Нет, а что, — подхватила я с улыбкой, — я бы хотела запомнить тебя таким!

— Доедающим с похмелья вчерашний салат? — уточнил братишка.

— Тем, у кого дури хватает ночью через весь город к ёлке пойти!

— А чего только меня? Батя вон до сих такой!

Дядя Витя усмехнулся.

— Да, только вот я, в отличие от тебя, который ещё не ложился, уже встал и на работу ухожу, — он выключил плиту, налил себе кофе. — Это я при вас держусь ещё, а вообще знаешь, как хочется покряхтеть!

— Бедный мой! — улыбнулась я. — Пожалеть? Хочешь, на ручки тебя возьму, а?

— Уж лучше я тебя!

Он вдруг подхватил меня на руки, обнял, обжёг родным, с детства любимым теплом, деланно покачнулся, будто бы от тяжести, заскрипел.

— Если ты решил меня убаюкать, как в детстве, то я совсем не против — я же тоже ещё не ложилась!

— Прости, коза-дереза, — поставив меня на ноги, усмехнулся он, — но труба, знаешь ли, зовёт! Ты у нас поспишь?

Я кивнула.

— Немножко. К обеду надо быть дома.

— А на Новый год придёшь?

— Конечно! Вас с тётей Олей не будет?

— Мы в деревню.

— Бабушке с дедом привет от меня отвезёшь?

— Отвезу. А ты тут без нас за этим вот, — он кивнул на сына, — присмотри.

— Я за ним, он за мной — всё по старой схеме, — я снова ткнулась на миг в родное плечо. — Люблю тебя, большой.

— Люблю тебя, мелкая, — эхом отозвался дядя.

— Звучит отлично. Я запомню!

— Да-да! — снова вступил в разговор мой брат. — И меня запомни! Навсегда! Прямо вот таким!

Он демонстративно зачерпнул ложку салата прямо из салатника, пытаясь состроить серьёзную мину, но в итоге покатился со смеху. Мы с дядей засмеялись вслед за ним, и я, всё ещё стоя в родных объятьях и глядя на хохочущего брата, который был мне, по сути, лучшим другом, вдруг поняла, что действительно хочу всё это запомнить: их обоих, это утро, этот смех и, конечно, наш ночной поход. Всё до мелочей. Именно таким.