Итак, на несколько секунд ситуация почти вышла из-под контроля. Впервые после пещеры с крокодилами я испугалась по-настоящему. Что теперь будет? Где Трилах и Тутмос?!

Окружение Хатшепсут вполне соответствовало её облику. Царицу сопровождали, если я правильно поняла, «цепные псы». Её свиту составляли около пятидесяти человек на хороших сильных конях. Одеты они были в светлые плащи-накидки. Лица всадники закрывали полумасками или длинными шёлковыми шарфами.

Наконец я спохватилась, призвала Силу и сразу почувствовала себя защищённой. Связанные руки стали гудеть. Надо было действовать, и я проговорила:

—Приветствую тебя, о царица!

Она слегка наклонила голову.

—Кто ты и как здесь оказалась? — ледяным тоном спросила меня Хатшепсут.

—Я давно уже путешествую по Египту с целью найти Тутмоса III, твоего супруга, о царица!

Женщина подозрительно и холодно взглянула мне в глаза, а я поспешила «объяснить ситуацию»:

—Дело в том, что в нашей провинции в западной части Египта начались беспорядки. На нашу деревню напали «воинствующие пастухи», перебили всех мужчин и увели многих женщин. Нам с сестрой чудом удалось спастись. Теперь я ищу твоего супруга, чтобы он помог восстановить справедливость.

Мой ответ, кажется, вполне удовлетворил Хатшепсут, но вот «цепные псы» пришли в ярость. Царица бросила гневный взгляд на предводителя шайки и проговорила:

—Об этом мы побеседуем отдельно!

—Она… — разбойник, сидящий на крупном сером жеребце, чуть не задохнулся от возмущения. — Она…

—Молчать! — вдруг крикнула Хатшепсут. — Молчать, если ты не хочешь отправиться в каменоломни!..

—Слушаюсь, моя царица, — безразличным тоном смирившегося человека ответил предводитель и склонил голову.

—И не называй меня своей царицей! — вспыхнула она. — Я — царица Египта! Не забывай об этом!

Эта неожиданная сцена заставила меня задуматься. Однако тут же Хатшепсут почему-то ласково обратилась ко мне.

—Прости меня за негостеприимство, дитя. Я стала очень подозрительной в последнее время. Думаю, ты знаешь о том, что цена за любовь царевича — смертная казнь? — как бы невзначай спросила она.

—О, царица! Я пришла просить о помощи твоего супруга, а не искать его высочайшего расположения, — спокойно ответила я.

Мои слова успокоили Хатшепсут.

—Ну что же, я отвезу тебя во дворец. Думаю, он согласится выслушать тебя и помочь твоим близким. Скажи мне, умеешь ли ты ездить на лошади?

—Да, о царица.

—Развяжите её! — приказала она.

К моему удивлению, мне подвели Бархана. Конь узнал меня, но, к счастью, ничем не показал этого. Растерев занемевшие руки, я села верхом.

С этого момента царица словно позабыла обо мне, однако я постоянно чувствовала на себе явно недовольные взгляды предводителя «цепных псов». Видимо, он любил Хатшепсут, но по вполне понятным причинам был вынужден скрывать это. История, которую я придумала, разъярила этого человека. Следовательно, мне надо было остерегаться его. Скорее всего, у царицы имелась с ним какая-то договорённость, и по моим словам Хатшепсут решила, что Рафет нарушил её. Такая доверчивость царицы удивила меня, но всё оказалось не так-то просто!

Спустя несколько минут я заметила всадника, который следовал за отрядом «воинствующих пастухов» на почтительном расстоянии. По ледяной улыбке Хатшепсут я поняла, что она знает о преследователе. Я приостановила Бархана, стараясь разглядеть всадника, и к своей радости узнала в нём… Тутмоса!

Он старался быть незамеченным, но этого ему не удалось. Хатшепсут тронула своего коня галопом, её свита сделала то же самое, и маленькая фигурка стала удаляться. Я поняла, что царевич увидел меня. Об этом догадался и Рафет. Он не спускал с меня глаз. Тутмос убедился в том, что я вижу его, потом повернул за дюну, и стало понятно, что он намеревается обогнать отряд.

Примерно через полчаса царевич показался впереди, но… заметила его только я! Тутмос подъехал совсем близко, и мне стало не по себе, потому что Рафет смотрел прямо сквозь него!

—Он не может ни видеть, ни слышать меня! — проговорил царевич. — Сила сделала так, что я могу говорить с тобою. Не показывай ничем моего присутствия. Я поеду рядом, потом мы сможем отстать от них незамеченными.

—Хорошо, — чуть кивнула я и невольно улыбнулась своему царственному другу.

Однако Рафет оказался слишком наблюдательным! Подъехав к Хатшепсут, он зашептал ей что-то. Царица остановила коня и взглянула на меня.

—Будь осторожна! — предупредил Тутмос. — Она обо всём догадалась…

Хатшепсут дождалась, пока я не подъеду, и очень спокойным голосом, который, впрочем, не предвещал ничего хорошего, произнесла:

—Ты солгала мне.

—В чём же, о царица? — так же спокойно спросила я.

—Ты не египтянка. У тебя слишком светлая кожа. Мой муж однажды имел глупость рассказать о твоём существовании в пылу ссоры. Он любит тебя, а какова цена за любовь царевича — ты знаешь.

Я подняла глаза и увидела, как Тутмос качает головой — это не так!

—Я видела, как сегодня открылись двери в воздухе, и поняла, кто ты. О тебе говорила с моим супругом и та девчонка, которую он освободил, а её брат считает тебя чуть ли не богиней… — Хатшепсут нервно рассмеялась.

В это время Бархан, которому надоело стоять на месте под палящим солнцем, заплясал, стал выдёргивать из рук повод. Я успокоила лошадь, но в ту же секунду оказалась окружена со всех сторон сплошным щитом копий, луков и мечей.

—Дай знать, что она права, — сказал царевич.

—Да, о царица, я не египтянка, но ваш супруг…

—О да! Мой супруг! Глупый мальчишка Тутмос! Значит, он говорил мне правду о том, что ты любишь его?

Я сочла необходимым промолчать, и это ещё больше разъярило Хатшепсут.

—Ты молчишь? Ты не хочешь отвечать? — Она задумалась. — И что же с тобой теперь делать? Я могла бы бросить тебя собакам или отрубить голову, но это недостойно меня, да и было бы слишком мягким наказанием.

—Пора действовать! — сказал царевич. — Предложи ей свой вариант, от которого она не сможет отказаться. Попроси добровольного отшельничества…

Я поняла, о чём говорил Тутмос.

—Позволь обратиться к тебе, о царица!

—Говори.

—Можно ли предложить вам следующее: добровольно я покину Египет, если, конечно, сумею перейти пустыню, что маловероятно, поскольку у меня нет ни воды, ни пищи, ни умения ориентироваться в этом мире песка?

Идея понравилась Хатшепсут.

—Хорошо, — милостиво сказала она. — Помни доброту мою, чужестранка! Я оставляю тебе этого коня, который очень норовист и недоверчив к людям, однако ты неплохо справляешься с ним. Но о воде и пище даже не думай! За тобой будут следить. Езжай!

Лес оружия тут же растаял. Я кивнула головой в знак согласия, после чего развернула Бархана и направила его туда, куда поехал крупной рысью царевич Тутмос. Он уже успел скрыться за дюной, и я вместе с облегчением почувствовала неожиданную тревогу — на песке остались следы копыт!!!

Далее всё происходило как в замедленной съёмке. Бархан захрапел и взвился на дыбы, я чудом удержалась на нём. Потом послышался отчаянный крик Тутмоса:

—Берегись!!!

Я посмотрела в пустыню. С вершины дюны быстро спускался всадник. Приблизившись, он бросил нож. Я замерла от ужаса, потом Бархан понес, спасая меня от оружия. И всё-таки я чётко увидела, как нож летел прямо на меня. Стало холодно. Клинок прошёл через мою левую руку и упал у ног лошади.

Я почувствовала ледяное прикосновение, но поняла, что не ранена. Посланник "цепных псов", в котором я узнала Рафета, закричал от испуга и недоумения, остановил коня, потом развернул его и карьером помчался прочь. Вскоре он исчез за дюной. Тутмос догнал меня, крепко обнял, и тут мне стало действительно страшно!

—Ты в порядке? — ласково спросил он.

—Да, только испугалась, — выбивая зубами дробь, ответила я.

—О Великий Осирис! Я видел, как нож прошёл через тебя!

—Что значит — через меня?!

Тутмос не ответил, только взял мои руки в свои.

—Бросок был очень метким, он целил так, что ты не должна была выжить!

—Но я почувствовала только холод! Боли не было, а нож упал возле Бархана.

Царевич спрыгнул с лошади, подобрал оружие и внимательно осмотрел его. На ноже не было крови, да и рука у меня даже не была поцарапана!!!

—Благодарю тебя, Великая Сила! — воскликнул он. — Как ты?

—Хорошо.

—Сможешь ехать дальше или лучше отдохнуть?

—Поехали, о Царь Царей! Я хочу узнать у Ратосфена, почему так получилось? Почему нож не причинил мне вреда? Сила спасла меня или есть какое-то иное объяснение произошедшему? Не знаю. Так или иначе — я жива...

—Да, ты жива и снова едешь рядом со мной! — негромко проговорил Тутмос, с улыбкой глядя на меня. В тот момент я почувствовала, что он безгранично счастлив сейчас. И в то же время поняла, что счастлива сама!!!

До Храма Книги мы добрались без приключений. «Цепные псы» не стали преследовать нас, но Тутмос успокоился окончательно, только когда Ратосфен вышел встречать нас. Казалось бы, Мудрейший даже не удивился моему столь неожиданному появлению. Он крепко обнял меня, Нао залепетал что-то на понятном одному ему языке, Траэс привычно воскликнула «Ой-йе!» и засмеялась, Мартин тоже обрадовался мне. Только Трилаха не было в Храме Книги!

—Брат скоро прибудет, — в который раз ответила Траэс на мою мысль. — Он сейчас плывёт сюда из столицы. Вы немного разминулись с ним.

—Но ведь Трилах забрал меня в Египет! — удивилась я.

—Да. Однако Коридор Времени выпустил его всего на несколько минут раньше! Когда Трилах не увидел тебя рядом, то сразу прислал голубя с сообщением о твоём исчезновении, но Ратосфен успокоил его, сообщив, что Тутмос уже едет за тобой. Но на той дороге оказалась Хатшепсут со своей «свитой»!..

—Теперь понимаю, — улыбнулась я.

Тут Нао потребовал к себе внимания, и я поняла, что впервые вижу сына Траэс. Она дала мне подержать его. По счастливым глазам подруги было ясно, что она очень рада моему возвращению.

Трилах прибыл в Храм Книги тем же вечером. Как он обрадовался, что со мной всё в порядке! Брат Траэс стал расспрашивать меня, что произошло, когда я пришла в себя. Я рассказала ему, что попала в лапы Хатшепсут и «цепных псов», но про нож ничего не стала говорить. Как мне хотелось обсудить это с Ратосфеном!

В этот раз я попала в Египет весной. Большинство растущих в пустыне трав и цветов уже завяли, но сад при Храме Книги благоухал и словно не хотел засыпать снова.

Начались будничные дни. Траэс большую часть времени проводила с семьёй, а мне не приходилось скучать — подруга не отпускала меня ни на шаг. Мне хотелось поговорить с ней, узнать, что было, когда Траэс, Мартин и Нао уехали из Храма Книги, где они находились всё это время, как им удалось вернуться?! Но такая возможность предоставлялась, к сожалению, очень и очень редко.

—Подожди, — улыбнулся однажды Ратосфен, прекрасно понимая моё нетерпение. — Скоро у вас появится время побеседовать!

Царевич нередко навещал нас в Храме Книги, но жить ему приходилось в столице — Хатшепсут фактически вышла из-под контроля, и противостоять ей с каждым днём становилось всё труднее.

Однажды Тутмос приехал в Храм Книги усталый и взбешённый супругой — она отправила в каменоломни новую партию рабов. Увидев Ратосфена, царевич опустился перед ним на колени. Жрец покачал головой.

—Поднимись, мой мальчик! — негромко и ласково проговорил он. — Что с тобой? Думаю, я знаю причину твоего настроения. Тебе кажется, что никто не может понять твою боль и гнев. Это не так. Расскажи, что расстроило тебя?

—Я устал, Мудрейший! Я очень устал. Царица отнимает у меня все силы!

—Однако она не может лишить тебя Силы Первого Царевича, — улыбнулся Ратосфен. — И не забывай, что Знание всегда и во всём было и будет самым верным соратником и помощником! Знание всегда одержит победу над серостью и жестокой глупостью. Идём со мной, мой царевич. Пришло время нового урока…

Тутмос покорно пошёл за Ратосфеном. Когда через час я увидела его, царевич словно преобразился. Глаза обрели сияние, на губах вновь заиграла улыбка. Было видно, что очередная беседа очень помогла царевичу.

—Он всегда такой после разговоров с Мудрейшим? — спросила я Траэс, которая неслышно подошла ко мне.

—Конечно. Если бы не он — и не ты! — возможно, Тутмос не справился бы со своей супругой… Идём, Нао соскучился по тебе.

Я улыбнулась. Сын Траэс рос не по дням, а по часам. Недавно он впервые чётко сказал заветное слово «Мама!», и это заставило подругу заплакать от радости, когда Нао уснул.

Вскоре после возвращения в Египет я не удержалась от любопытства и рассказала Мудрейшему про преследователя и его меткий бросок. Ратосфен не смог скрыть удивления, задумался, а потом позвал Мартина для беседы.

—Вы оба представляете для меня огромный интерес, — загадочно проговорил он.

—Почему? — спросил муж Траэс.

—Расскажи, что произошло с тобой в Великой Пирамиде! — почти требовательно сказал жрец.

—Хорошо. Но… — Мартин виновато посмотрел на меня, — Траэс не должна ничего знать!

—Я понимаю.

Он кивнул.

—В Пирамиде погибло пять человек. Только мы с Семетом нашли дорогу назад. Когда нас осталось трое, мы пробирались по невысокой наклонной шахте. Наш спутник попытался открыть какую-то дверцу, несмотря на категорические запреты проводника. Как только он прикоснулся к каменной плите, наверху, прямо перед нами, раздался грохот. Мы с ужасом увидели большой круглый валун, который с большой скоростью катился прямо на нас. Высотой он был мне по пояс. Семет успел спрятаться в небольшой нише, но нам с моим спутником все пути к отступлению были отрезаны. Я смотрел на стремительно приближающийся валун и думал о Траэс. Всё случилось очень быстро. В какой-то момент мне стало холодно. Камень, как тогда показалось, пролетел мимо, но в следующий миг я услышал сначала крик позади себя, а потом раздался возглас Семета:

—О Великий Осирис! Вы живы!..

И только тогда я понял, что действительно спасся неизвестно каким образом. Но как же я был благодарен Силе!!!

У меня не нашлось слов.

—Я тоже почувствовала холод! — проговорила я. — Мудрейший, можете ли вы объяснить это?!

—Теперь могу! — спокойно подтвердил жрец.

—Так почему же мы не пострадали ни от камня, ни от ножа?!

—Потому что вы из Бу-ду-ще-го! — ответил Ратосфен, не тая улыбки.

Мы с Мартином переглянулись.

—В этом мире вы неуязвимы! Сила не имеет никакого отношения к вашему, несомненно, чудесному спасению.

—Но как?!

—Понимаете, ведь вас ещё нет на свете! Вы оба находитесь в Прошлом! В далёком прошлом, когда на Земле не было даже ваших предков…

—Неужели здесь мы не можем погибнуть? — спросил Мартин.

—Не совсем так, — уклончиво сказал Мудрейший. — Об этом поговорим позже, ибо это Знание сейчас недоступно для вас.

Поклонившись, он ушёл, оставив нас наедине с новой шокирующей информацией. Мартин задумался.

—Я ведь догадывался об этом! Ка не раз говорил мне, что я могу быть спокоен за свою жизнь, отправляясь в Большую Пирамиду! — вздохнул муж Траэс. — Но прошу, не говори ничего моей любимой!

—Не скажу! — пообещала я.

***

Однажды царевич пригласил меня на конную прогулку. Ему хотелось побыть со мной. Изредка он целовал мою руку, смотрел ласково и задумчиво, и я понимала, что Тутмос очень устал от борьбы. Траэс была права — он такой же человек, как и мы, но его титул многого не позволял. Иногда, поделился со мной царевич, ему хочется быть ЧЕЛОВЕКОМ, отступиться от трона, но нет, это означало бы полный крах, презрение народа и торжество Хатшепсут.

—Этого она и добивается, — сказал Тутмос. — Жрецы? Они тоже в сговоре с моей супругой. Со мной остались только верные друзья и преданные мне воины, которых Хатшепсут не сможет переманить на свою сторону. И ещё со мной ты! — он бросил на меня смущённый и ласковый взгляд.

Я улыбнулась, чувствуя, что царевич действительно благодарен мне.

—Если бы не ты, я не смог бы и года противостоять Хатшепсут. Ты и Ратосфен придаёте мне сил. Если бы не вы…

—Не говори об этом, — прошептала я, почувствовав, о чём он думает.

—Да. Ты права… Смотри, как красиво!

Я остановила Песню Ветра и посмотрела вдаль. Действительно, невозможно почувствовать пустыню тем, кто приезжает в Египет в качестве современных туристов. Бесконечные пески напоминают океанские волны — спокойные, могучие в своей безмятежности и коварстве. Мы несколько раз были с царевичем в одних и тех же местах, но всегда они настолько изменялись, что я не узнавала их. Очертания барханов меняются из-за пыльных бурь, ветров и дождей. Очень зрелищна и гроза в пустыне.

В пустыне всегда обращаешь внимание на дюны и… небо. Самый высокий бархан не может заслонить тебя от палящего раскалённого солнца. Тучи и даже лёгкие облака появляются очень редко.

Тутмос не боялся пустыни потому, что с ним была Сила и потому, что он родился здесь, в Египте. Но всегда необходимо помнить, что пустыня, как и океан — это стихия!

Во время той прогулки в пустыне я обратила внимание на очень знакомые звуки грозовых раскатов, но не сразу поверила своим ушам. Однако вскоре по небу поплыли перистые облака. Царевич заметно встревожился и направил своего коня на вершину огромного, как гора, бархана.

—Смотри! — воскликнул он. — Нам с тобой придётся пережить уникальное явление для этого времени года: идёт гроза!

Я догнала его и остановила Песню Ветра рядом с Тутмосом. Захватывающее и очень красивое зрелище предстало моим глазам.

Половину неба заволокло чёрными кудлатыми тучами. Где-то далеко полыхали вильчатые голубые молнии, которые обжигали песок, слышались раскаты грома, которые постепенно становились всё громче. Гроза быстро приближалась к нам. Лошади почуяли необычность и неожиданность этого редчайшего явления, и теперь я с трудом сдерживала Песню Ветра, которая сначала всем телом вздрагивала от ударов грома.

—До Храма Книги мы не успеем доехать?

—Нет. Гроза идёт слишком быстро. Так лошадей загнать можно.

В этот момент стало темнеть, словно сумерки спустились на пустыню — тучи затянули солнце.

—Знаешь, давай переждём здесь. Конечно, сильно вымокнем, но молнии нас не заденут — мы находимся под защитой Силы. Только надо спуститься и завязать глаза лошадям.

—Хорошо.

Тутмос подумал о чём-то и тихо засмеялся.

—Тучи идут со стороны столицы. Наверняка Хатшепсут испугалась, что настаёт конец света!

Мы быстро спустились с бархана, Тутмос завязал глаза Песне Ветра и своему арабскому красавцу специальными шёлковыми шарфами, после чего мы стали ждать.

И вот над головой понеслись облака, которые становились всё темнее, раскаты грома порой почти оглушали. Было видно, как сталкиваются тяжёлые тучи, как из них вырываются молнии. Стало немного прохладнее. Мне стало несколько не по себе, захотелось куда-нибудь укрыться от завораживающего блеска и рокота. Царевич почувствовал это, подошёл ближе. Через секунду полил дождь. Я слышала шум приближающегося ливня, но не думала, что он будет столь яростным и горячим. Мы мгновенно вымокли до нитки. Лошади стояли, тесно прижавшись друг к другу.

—Посмотри! — улыбнулся Тутмос. — Даже они чувствуют то же, что и я…

Я взглянула в его глаза.

—Не говори ничего. Ты знаешь, что я люблю тебя, — прошептал он.

—Знаю.

—Мне нужно только это — чтобы ты была рядом, чтобы я мог иногда поцеловать твою руку, обнять тебя… Ничто не может помешать моему счастью — пусть такому недолгому!

Я случайно коснулась его руки, и Тутмос обнял меня. Мы стояли так очень долго, но… но мне было хорошо, и я не могла отойти от него. Царевич был счастлив, и это радовало меня.

Этот день запомнился мне ещё одним приключением, из-за которого мы чудом остались в живых, снова попав в когтистые лапки царицы, и только дипломатические способности молодого царевича спасли нас.

Когда гроза стихла, мы сели на коней и отправились дальше, но вскоре оказались окружены… «цепными псами» во главе с Хатшепсут!!! Рафет, предводитель шайки, старался держаться рядом с ней. Царевич был спокоен, зная, что защищён Силой, да и я не очень волновалась.

Царица узнала меня и не смогла сдержать злой улыбки.

—Приветствую тебя, о Царь Царей! Я удивлена, встретив тебя здесь! — мягко, но в то же время с металлическим оттенком в голосе сказала Хатшепсут.

—Я удивлён не менее тебя, ибо нехорошо Царице Египта, если ты считаешь себя таковой, общаться с этими презренными людьми, — в тон ей ответил Тутмос.

Его нарочитая несдержанность взбесили молодую женщину, и не только её.

—Презренными?! — воскликнул оскорблённый Рафет. — Презренными? И это говорит царевич, которого в последнее время видят только в сопровождении этой девчонки?!

—Замолчи! — приказала Хатшепсут. — Я сама разберусь с ними!

Недовольный Рафет исполнил приказание, но в его взгляде я прочитала чувство, которое невозможно утаить.

—Ты любишь царевича? — спросила царица.

Признаюсь, этот вопрос застал меня врасплох, но, прислушавшись к своему сердцу, я решила говорить то, что чувствую, хотя это было очень опасно.

—Да, люблю.

Эта фраза изменила ситуацию в корне. Тутмос вскинул на меня благодарный и удивлённый взгляд, чуть заметно кивнул, показывая, что он счастлив услышать это. Но совсем неожиданным было для меня прочитать в глазах Рафета понимание и уважение! Хатшепсут бросила на супруга яростный взгляд и ледяным тоном, от которого мурашки побежали по спине, проговорила:

—Знаешь ли ты, что этим признанием подписала себе приговор?

Жестом Тутмос хотел остановить её, но царица взмахнула рукой, подзывая к себе Рафета.

—Я больше не хочу ничего знать об этой девушке. Я отдаю её тебе. Делай с ней, что хочешь.

—Я должен избавиться от неё? — уточнил Рафет.

—Делай с ней то, что считаешь нужным! — подчеркнула Хатшепсут.

Я невольно вздрогнула при этих словах, и Тутмос заметил это.

—Не бойся. Я не позволю, ты знаешь, — прошептал он, однако в следующее мгновение царица обратилась к нему:

—Как только мы вернёмся во дворец, ты покинешь Египет. Навсегда.

Брови Тутмоса поползли наверх.

—Ты же знаешь, что этого никогда не будет! — холодно проговорил он. — Ты моя супруга, и почти вся власть находится в твоих руках!

—В том-то и дело, что почти вся власть! Мне не нужен ты, мне нужен Египет! — ответила Хатшепсут с нескрываемым яростным огоньком в глазах — царевич очень раздражал её.

Тутмос вздохнул и, как мне показалось, успокоился.

—Что ж, — сказал он. — Я рад, что ты всё-таки решилась признаться мне в этом. Видимо, хоть что-то человеческое не чуждо тебе. Это действительно меня радует.

Сбитая с толку Хатшепсут пыталась понять, о чём говорит её супруг.

—Ты раздосадован или рад? — переспросила она.

—Я рад, — промолвил царевич и тяжело вздохнул.

Задавая следующий вопрос, Хатшепсут потеряла свое главное преимущество — она показала, что растеряна такой реакцией Тутмоса:

—Тогда почему ты вздыхаешь и почему твой лик не сияет, подобно солнечному утру?

—Потому что твой ласковый и заботливый голос говорит только о твоём лицемерии! Сейчас ты просто вспомнила о своём долге быть мне верной женой. А верна ли ты мне на самом деле — я не знаю! — равнодушно ответил молодой царевич, мельком взглянув на Рафета.

Царица изменилась в лице. «Браво!» — мысленно похвалила я Тутмоса.

—Ты вспомнила о своём обещании, когда я увидел тебя в пустыне вместе с главарём «цепных псов», а ты обратила внимание на мою спутницу и решила, что имеешь право распоряжаться мною и той, что не побоялась признаться в своей чистой и непорочной Любви ко мне, царевичу Тутмосу, в твоём присутствии, о Царица! Возможно, ты сочтёшь это дерзостью, но я ценю решительность этой хрупкой девушки, которая преодолела такой тяжёлый путь, чтобы сказать мне об этом. Ты не представляешь, что довелось пережить ей, пока она добралась до Египта, до моих прежних владений.

При этих словах я вспомнила ощущение, которое возникало при прохождении Коридора Времени и которое мне всегда было трудно выразить словами, и с трудом сдержала улыбку.

—Я считаю своим долгом показать этой девушке мою любимую страну, её достояние, её гостеприимство. Но, к сожалению, тебе незнакомо это понятие. Тебе неведомо ни дружелюбие, ни доверие, ни уважение к гостям царевича. Тебе это и не обязательно. Я всегда спокоен за тебя, потому что в окружении «цепных псов» с тобой ничто не может случиться, пока ты не разозлила их предводителя. Я прав, Рафет? — внезапно спросил Тутмос.

Главарь шайки согласно склонил голову. Возникла короткая пауза, в течение которой Хатшепсут не нашлась, что ответить царевичу. Воспользовавшись её замешательством, он продолжал:

—Вот видишь, даже этот разбойник понимает твоё бессилие. Что ты сделала для того, чтобы жизнь народа стала лучше? Что, ответь мне!

—Я?!. Я строю храмы! Наследники должны знать моё имя!

—Ты строишь храмы? А нужно ли это Египту и его народу? Храмы строят рабы, они надрываются под тяжестью каменных глыб, гибнут под бичами надсмотрщиков, которые взвиваются в воздух при секундной задержке.

—Рабы должны работать без всяких задержек! — презрительно проговорила Хатшепсут.

—И при таком отношении к людям ты хочешь, чтобы народ Египта любил тебя?! Ты же рабов даже не считаешь за людей!

—Потому что они не люди, а рабы! Просто рабы! — крикнула царица.

Среди «цепных псов» поднялся ропот. В шайке Рафета были в том числе и беглые рабы, которых возмутили подобные речи. Хатшепсут почувствовала это и замолчала, боясь их вполне справедливого гнева.

—Я всё понял, — сказал Тутмос. — Твоя душа открыта для меня. Мне не интересно более разговаривать с тобой, царица. Сейчас мы с моей гостьей уедем, и ты не остановишь нас и не направишь своих «цепных псов» в погоню. Но даже если и прикажешь им преследовать нас, очень сомневаюсь, что твои приказы теперь будут исполняться. Из-за твоей ненависти ко всем людям ты потеряла свою власть.

—Но я же царица! — растерянно проговорила Хатшепсут.

—Ты была царицей, пока окружающие были уверены в твоей силе. А теперь тебя никто не боится. Да, титул царицы у тебя остаётся, но ты потеряла расположение окружающих тебя людей (именно людей, а не рабов!). И самое обидное — ты потеряла себя. Ты не знаешь, что делать дальше.

Воцарилось молчание, подтвердившее слова царевича. Теперь царица полностью зависела от Тутмоса.

—Рафет! — подозвал он главаря.

—Я жду ваших приказаний, о Царь Царей, — спокойно отозвался тот.

—Доставь Хатшепсут во дворец и уезжай с моей земли.

—Я сделаю так, как вы сказали, — поклонился Рафет, не глядя на Хатшепсут, и тронул своего коня.

Царица с каменным лицом поехала за ним. Чуть поодаль держались «цепные псы». Мы с Тутмосом остались вдвоём. Я вздохнула. Царевич улыбнулся мне.

—Как ты? — спросил он уже совершенно другим тоном.

—Хорошо.

—То, что ты сказала моей супруге, это правда?

Я ожидала этого вопроса.

—А что подсказывает тебе сердце?

Тутмос внимательно посмотрел мне в глаза.

—То, что твоё чувство ко мне — истина. Ты отважная девушка, — проговорил молодой царевич. — Я благодарен тебе за признание.

И тут он поцеловал меня. Я поняла, что Тутмос действительно счастлив; своим ответом я окрылила его. Отрываясь от моих губ, царевич глубоко вздохнул.

—Я понимаю, что ты не останешься со мной, никогда не сможешь покинуть свой мир. Я знаю, что это счастье недолгое. Но то, что это счастье подарила мне именно ты — этого я не забуду никогда! Я люблю тебя. И буду любить, пока живу на этой планете!

Он обнял меня, крепко, но очень бережно.

—Спасибо тебе, — сказал он. — Нам пора ехать, Ратосфен будет волноваться, а Траэс очень соскучилась по тебе, она хочет поговорить.

Тутмос поехал крупной рысью, Песня Ветра поспешила догнать Бархана. Царевич долго молчал, ласково и грустно глядя на меня. Лошади прекрасно знали дорогу. Тутмос понял, что я думаю о чём-то, и почтительно замолчал.

А задуматься действительно было над чем. Сегодня я увидела Тутмоса таким, каким не могла его представить. Я поняла, что он прекрасный оратор, тонкий психолог, хороший дипломат. Он уловил, что Хатшепсут сама боится его могущества и ненавидит супруга из-за гуманного отношения к рабам. Он дал ей знать, что её угрозы — всего лишь пустые слова, ибо царица ничего не предпринимает, а только говорит грозным голосом, и "цепные псы" делают вид, что покорно внимают каждому её слову.

Мне стало немного жаль Хатшепсут, поскольку она безропотно приняла справедливые, но довольно жестокие слова царевича. Да, Тутмос сильно изменился с того момента, когда я впервые увидела его. Он стал мудрее (видимо, уроки Ратосфена не прошли для него даром), спокойнее, сильнее. Сейчас я поняла, как он красив — не столько фигурой, лицом, а иначе, душевно. «Ты — будущий правитель Египта. Ты станешь фараоном. Ты должен быть красив, справедлив и любим народом. Только тогда ты обретёшь полное право носить этот титул!» — однажды сказал ему Мудрейший.

А ведь Тутмоса действительно уважали! Уважали за умение слушать, за терпение и справедливость. Уважали и любили за его мягкое отношение к народу Египта. Он показал себя прекрасным воином, проведя много блестящих манёвров, что позволило укрепить власть и расширить территорию и без того огромной страны. Я не ожидала от Тутмоса такого напора, такой силы в голосе, когда он говорил своей супруге слова, которые заставили её отступить…

—То, что ты была рядом со мной сегодня, помогло мне понять, что я больше не боюсь Хатшепсут, — вдруг сказал царевич. — Это ощущение было даже не страхом — это было, скорее, презрение, смешанное с непониманием того, что она только хочет быть сильной, и паникует оттого, что многие видят её усилия. Всеми казнями, всеми отправлениями рабов на стройки многочисленных храмов царица только настраивает против себя народ.

Он снова замолчал, и я поразилась тому, что Тутмос ответил сразу на несколько моих вопросов, которые я бы никогда не осмелилась задать ему. Заметив моё удивление, царевич улыбнулся.

—Думаю, Мудрейший будет доволен тобою, — ответила я.

Он засмеялся, не скрывая удовольствия от моей похвалы.

—Наверное.

В Храме Книги Тутмос сразу же рассказал всем о нашей встрече с Хатшепсут. Я видела, как он радовался тому, что больше нет причин бояться царицу, но Ратосфен недоверчиво покачал головой. Царевич заметил это и замолчал.

—Вы не согласны со мной, Мудрейший?

—Да, мой мальчик, — подтвердил он. — И ты знаешь, почему.

Тутмос задумался, и вдруг внезапная догадка озарила его лицо.

—О Ратосфен, неужели она так коварна?! — воскликнул он, поморщившись. — Неужели борьба только начинается?!

Мудрейший молча кивнул.

В ясных глазах царевича отразилось глубокое переживание. Траэс, стремясь поддержать его, подошла и положила руку на плечо нашего царственного друга. То же самое сделали Трилах, Мартин и Ратосфен. Тутмос взял меня за руку, ни слова не говоря, вдруг обнял всех нас, благодаря, прерывисто вздохнул и сказал:

—Могу я поговорить с Вами, Учитель?

Мы все отошли от царевича. Только Ратосфен не стал отнимать руки, и они вместе ушли в Зал Знания. Ко мне подошла Траэс и улыбнулась, внимательно взглянув на меня. Сомнения Мудрейшего посеяли легкую тревогу.

—Ты любишь его?

Я улыбнулась её робкому вопросу.

—Да.

Как же я боялась признаться себе в этом!!! Траэс обняла меня.

—Я знаю. Знаю, как он тосковал без тебя. И вижу, что ты спасла его признанием. Он победит теперь! Я уверена в этом. Идём со мной, Ирина! Я так по тебе скучаю!

Мы пришли в комнату, где спал Нао. Теперь он стал мало спать днём, Траэс и Мартин уделяли малышу всё больше внимания, но, несмотря на это, мальчик рос не избалованным. Нао очень любил играть со мной, да и мне это тоже нравилось. Он научился ходить, бегать, и прятки стали нашей любимой игрой. Сверкая босыми пятками, прячась между колоннами Храма Книги, сын Траэс рассыпал смех, который звучал колокольчиками, отражаясь от стен. Я видела, что моя подруга тоже сильно изменилась. Она стала ещё более женственной, и порой, наблюдая за тем, как Траэс укладывает сынишку спать, Ратосфен только молча качал головой, любуясь ею.

—Материнство — вот что самое главное для женщины, — однажды сказал он. — Давать жизнь новому человеку, новому существу — это удивительно сложно и в то же время совершенно естественно. Вот в этом-то и заключается истинное счастье…

Нао и правда рос очень быстро. Громадные, как у матери, чёрные глаза с любопытством смотрели на окружающий его мир. Он что-то лопотал — смешно, так, что нельзя было уловить даже слова, но однажды в присутствии всех нас четко и громко проговорил, показывая на иероглиф:

—Пи-ра-ми-да!!!

Гордый, Нао оглядел нас и, засмеявшись, подбежал к матери, спрятался в её ладонях, словно смутился, а Ратосфен поднял его на руки и произнёс:

—Да! Этот ребёнок станет лучшим моим учеником! Благодарю тебя, Великий Осирис, благодарю тебя, Сила! Так будет!

Траэс, удивлённая и взволнованная, смотрела на Мудрейшего.

—Да, так будет, — повторил Ратосфен и отдал мальчика матери. Нао с любопытством взглянул в его радостные глаза — и засмеялся, вызвав улыбку Траэс. Мудрейший потрепал малыша по голове и ушёл.

Наконец у нас с Траэс появилось время поговорить. Она не отпускала меня ни на шаг, мы везде появлялись вместе. Я любила смотреть, как вечером она укладывала сына спать, потом бросала умоляющий взгляд на мужа, и Мартин говорил:

—Я посижу с ним, родная.

Мы смеялись и убегали в сад, где бродили в прохладной темноте и говорили, говорили, говорили…

Траэс рассказала мне, что случилось после того, как Хатшепсут отправила их в ссылку. «Мы уезжаем!» — этими горькими словами заканчивался дневник подруги.

—Мы приехали в маленькую деревушку, где о Хатшепсут знали только то, что она существует, зато Тутмоса почитали как бога. Весть о том, что приехали друзья царевича и близкие ему люди, очень быстро разнеслась по селению, и к нашему скромному домику потянулась целая цепочка жителей, которые хотели узнать о том, как царевич справляется со своей деспотичной супругой. Мы с Мартином успокоили народ, заверили, что Тутмос настроен решительно и рано или поздно избавится от неё.

—Может быть, её проще убить? — спросил нас кто-то из толпы.

—Убийство Хатшепсут может повлечь за собой невиданные последствия! — воскликнул Мартин.

—Почему? — искренне удивился кровожадный юноша.

—Хатшепсут приняла полностью титул царевича и возвеличила себя как дочь бога Амона. Она приказала изображать себя в только что отстроенных храмах в мужской одежде и с подвязанной бородой.

Люди засмеялись.

—За малейшее нарушение или проступок даже сам царевич Тутмос может отправится в каменоломни наравне с рабами.

Толпа неодобрительно загудела.

—Это ещё не всё! — повысил голос Мартин. — Её поддерживают столичные фиванские жрецы, которые служат верховному богу Амону, у неё есть опасный союзник — советник богоподобной царицы Сенмут. Практически вся знать находится в её подчинении.

Гул стих.

—А теперь представьте себе, что будет, если кто-нибудь убьёт царицу! Все жрецы будут искать этого человека, и даже если это не будет сам царевич, всё равно главный ответный удар падёт на него. Справедливо ли это? Конечно, нет.

Я в восторге молча смотрела на мужа. Где он научился так хорошо говорить?!

—Так стоит ли спокойствие любимого народом царевича Тутмоса кровопролития и лишней враждебности?

—Нет, не стоит, — нахмурившись, ответил юноша, который завёл этот разговор. — Но может ли народ Египта чем-нибудь помочь своему царевичу?

—Может, — после небольшой паузы ответил Мартин. — Народ Египта может помочь своему царевичу искренней любовью и пониманием. В этом-то и заключается ваша главная помощь. Если бы царевич не чувствовал вашу поддержку, ему было бы намного сложнее.

—Да, ты прав, Мудрейший, — с неожиданным трепетом сказал юноша.

—Не стоит называть меня Мудрейшим, — мягко, но довольно строго остановил его Мартин. — Я всего лишь ученик своего Учителя.

—Кто же твой учитель, мальчик? — спросил мужа один из старейшин.

—Его зовут Ратосфен.

—Ратосфен?! – изумленно переспросил старец.

—Да.

—Мой мальчик, Ратосфен — мой сын и лучший ученик! Только моих знаний оказалось недостаточно для его пытливого ума! — воскликнул он.

Мы оба посмотрели на него с таким изумлением, что старец улыбнулся.

—Моё имя Мехеб, Ратосфен вырос в моей семье, и из моего дома он ушел в Храм Книги, — пояснил он.

Мехеб выжидающе посмотрел на нас, и я проговорила:

—Мы с мужем хотим расспросить Вас о многом, уважаемый Мехеб. Проходите в дом. Мы будем очень рады, если Вы примете наше приглашение и поговорите с нами.

Он с удовольствием принял наше предложение, долго любовался Нао, потом задумался и сказал:

—Таким же был и Ратосфен, когда я первый раз увидел его. Наверное, это сейчас трудно представить… Как он?

—Всё хорошо, — ответил Мартин.

—Всё хорошо, — повторил Мехеб. — Всё хорошо… Как я не хотел, чтобы он уходил в Храм Книги! Но мне приятно, что тогда я оказался неправ.

—Почему? — спросила я.

—Ратосфен — человек, отмеченный богами. Они даровали ему свою милость и захотели его посвящения в тайны Храма Книги.

—Моя жена прошла несколько ступеней к этому, — проговорил Мартин. — Мне выпала честь побывать в Большой Пирамиде, и Она отпустила меня живым.

—Ты был в Пирамиде, мой мальчик? — Мехеб взглянул на него с нескрываемым любопытством.

—Да, был. И увиденное сохранится только в моей памяти.

—Я знаю, знаю. Мне тоже приходилось бывать там. Но сейчас я хочу знать, как чувствует себя Ратосфен.

Мы заговорили про Мудрейшего, и я больше не чувствовала себя оторванной от моих друзей. Знаешь, память — это великое чудо! Порой вспоминаются моменты, когда становится холодно на Душе, но стоит лишь подумать о близких, родных людях, знакомых местах — и тепло, нежность, Любовь окутывают твоё сердце.

Мехеб тоже помнил Ратосфена — оказалось, что его подбросили к порогу дома в большой корзине. Старик воспитал мальчика как сына, научил всему, что знал сам.

—Так сколько же лет Мехебу? — спросила я.

—Он всего на сорок пять лет старше Мудрейшего, — улыбнулась Траэс.

У меня не нашлось слов.

—Я думала, что только Ратосфену даны такие возможности!

—Я тоже была уверена в этом. Однако это не совсем так. Это дано каждому человеку на нашей планете, но никто (вернее, почти никто) не использует их даже минимально… И это неправильно.

Мудрейший вовремя открыл глаза человеку, который стал для него отцом, и если бы не он, Мехеб уже давно был бы в царстве Анубиса… Старик не скрывал гордости за Ратосфена, был рад говорить с нами, с учениками своего сына. Он стал частым гостем в нашем доме, и его беседы давали нам с Мартином очень многое.

Однажды Тутмос прислал тревожное письмо с гонцом, в котором рассказывал, что царица намерена выслать из Египта Ратосфена! Я очень расстроилась, узнав об этом, но потом подумала, что Мудрейший может приехать сюда, в деревню, где вырос, где понял свою цель, свою задачу. Мартин написал ответ, где предлагал ему присоединиться к нам. С Тутмосом тогда остался бы Трилах, верность которого уже была проверена временем. Но вскоре пришло ещё одно письмо от царевича, обнадёживающее нас — Тутмос заступился за Ратосфена.

«Пришлось несколько дней выдерживать ураган глупых обвинений и криков, но Хатшепсут сдалась, потому что помнила тяжёлый и усталый взгляд Мудрейшего, — писал наш друг. — Представляешь, увидев этот взгляд, царица потеряла дар речи! Она его испугалась! И, чтобы защитить себя от Ратосфена, приказала отправить Мудрейшего на каменоломни… Пришлось немного заговорить эту женщину, чтобы слуги запутались. Потом они вспомнили, что я — царевич, и в результате послушались не её, а меня — к счастью! Царица начинает выводить меня из себя!»

В следующем письме Тутмос обрадовал нас — написал, что мы можем возвращаться домой: «Я добился того, чтобы Хатшепсут извинилась перед Ратосфеном и согласилась с тем, что вы мне необходимы. Мы с Мудрейшим ждём вас!»

Конечно, мы не стали долго тянуть и, поблагодарив Мехеба, вернулись в Храм Книги. Ратосфен очень удивился нашему рассказу и обрадовался, когда прочитал письмо, которое передал ему старик.

После этого путешествия я поняла одну важную вещь — всегда надо быть уверенными в себе, и тогда друзья найдутся везде, куда бы ни завела нас Судьба.

—Траэс, я так волновалась за вас, когда прочитала в твоём дневнике о том, что вы уезжаете! Кстати, как прошла экспедиция в страну Пунт? — спросила я.

—Отлично, — ответила подруга. — Оттуда привезли множество подарков царице, правда, море оказалось коварнее, чем предполагалось. Было много приключений, их записали писцы, которые сопровождали каждый корабль. Все сведения, полученные от них, хранятся в Храме Книги.

—Может быть, и мне посчастливится когда-нибудь прочитать эти записи? — задумчиво проговорила я.

—Возможно, — улыбнулась Траэс. — Только, скорее всего, это будет не так скоро.

Тут Мартин позвал её — сын проснулся и заплакал, не почувствовав рядом тепла матери. Потом она пришла ко мне и, извинившись, сказала, что очень устала. Я пожелала подруге спокойной ночи и быстро уснула сама.

Так проходил день за днём. Царица на время затаилась, и цепных псов тоже не было видно. Но такое затишье обычно не бывает долгим.

Однажды мы с царевичем прогуливались по великолепному саду возле Храма Книги. На пустыню уже спустилась ночь, но мне не хотелось спать. После того, как я сказала Тутмосу о том, что люблю его, да ещё в присутствии Хатшепсут, в его глазах появился огонёк надежды. Всё свободное время, которого у него было не так много, как хотелось бы, он проводил рядом со мной. В ту памятную ночь мы вдруг услышали в кустах чей-то хрипловатый знакомый голос:

—Приветствую тебя, о Царь Царей!

Я вздрогнула от неожиданности. Царевич всмотрелся в сторону, откуда доносился голос, и проговорил чуть настороженно:

—Чем обязан твоему визиту, Рафет?

Главарь «цепных псов» вышел на дорожку, залитую лунным светом.

—Приветствую тебя, иноземная гостья, — неспешно поклонился он мне.

Я проигнорировала его слова.

—Что тебе надо? — уже сурово спросил Тутмос.

Рафет усмехнулся.

—Не бойся. Я пришёл с миром.

—Почему я должен тебя бояться?

Визитёр не удостоил царевича ответом.

—Как ты нашёл меня?

—О, это было очень просто. Твоя болтливая супруга рассказывала мне о Храме Книги вот уже несколько лет!

Такое, прямо скажем, неуважительное отношение к царице поразило меня, и Рафет заметил это.

—Вы удивлены тем, что я так резко говорю о Хатшепсут? — спросил он.

—Нет, — уже спокойнее произнёс Тутмос. — Я понимаю тебя. Эта женщина почти никого не может оставить равнодушным, но когда очередная жертва её красоты понимает всю тяжесть характера — даже страсть уходит, и остаётся лишь презрение…

—Да, ты понимаешь меня, о Царь Царей! — воскликнул Рафет. — Она роковая женщина. Я любил её, любил всем сердцем, насколько это было возможно. Однако то, как она стала обращаться со мной и со своим окружением, заставило меня задуматься — и раскаяться. Я только что оставил Хатшепсут в твоём дворце и решил идти к тебе, чтобы просить у тебя защиты и покровительства.

Молодой царевич удивлённо посмотрел на него.

—Что случилось? — спросил он.

—Хатшепсут совсем сошла с ума. Она думает, что я… Хотя – это неважно. Я пришёл к тебе, о Царь Царей, чтобы просить тебя о милости и позволить мне верно служить тебе. Клянусь, что не предам и не подведу тебя, царевич! Ты можешь положиться на меня. Я устал от капризов царицы и помогу тебе свергнуть её…

—Довольно! — Тутмос нетерпеливо поднял руку. — Не утруждай себя подобными речами, Рафет.

—Ты не веришь мне, о Царь Царей? — устало вздохнул он.

—Не верю.

—Почему?

—Ты бежал от царицы, от женщины. Кто может поручиться за тебя, что ты не оставишь меня на поле боя?

Стоящий перед нами человек гордо распрямил плечи.

—Ты сам говорил, о Царь Царей, что с Хатшепсут невозможно ужиться, это так. Но я — воин, и я горжусь этим. Я попал в Египет много лет назад, через многое прошёл. Был рабом, потом стал военачальником. Моя родина — Персия. Отец мой — мирный человек, он всю жизнь разводил коней. То, что я стал главарём «цепных псов» — заслуга царицы. Если бы я не принял её предложения, она бы давно извела меня упрёками и обвинениями в трусости. Я хотел добиться её взаимности, но это оказалось невозможно. Теперь осталось только желание отомстить за нанесённую мне обиду.

Тутмос усмехнулся.

—Твоя жажда мести не даёт мне повода принять тебя в мою армию.

—Я не подведу тебя, о Царь Царей! — голос Рафета прерывался от волнения. — Если будет необходимо, я собственноручно повергну того, кто попытается оскорбить или обидеть тебя. Я стану самым верным твоим воином, можешь мне поверить.

—Я подумаю, — холодно сказал царевич. — Приходи завтра в это же время. Я решу, что с тобой делать!

—Благодарю тебя, о Царь Царей! — Рафет неожиданно упал перед ним на колени и пытался поцеловать руку Тутмоса; от гордости не осталось и следа.

—Но если хоть однажды я увижу, что ты задумал что-то против меня или моих друзей — тогда я отправлю тебя к царице, и пусть она делает с тобой всё, что хочет!

—Я не подведу тебя, мой царевич! — воскликнул бывший предводитель «цепных псов». — Я приду завтра.

И он исчез так же неожиданно, как и появился.

Мы с Тутмосом переглянулись.

—Что ты об этом думаешь? — спросил он меня.

—Не знаю. Мне кажется, Рафет не вызывает доверия. Не может человек измениться так быстро!

—Меня тоже это смутило, — признался молодой царевич. — Хотя — воин он неплохой, я видел его в бою. Но главное — Сила не говорит мне ничего о нём. Это настораживает. Надо рассказать Ратосфену.

—Надо, — согласилась я. — Он подскажет. Но если тебе интересно моё мнение…

—Конечно! — воскликнул Тутмос.

—Я бы была осторожна с ним.

Молодой царевич поцеловал мне руку в знак согласия.

Утром Тутмос рассказал Мудрейшему о ночном разговоре. Он покачал головой.

—Что тебе говорит Ка?

—Ничего, — признался царевич.

Ратосфен удивленно взглянул на него.

—Ничего?

Тутмос закрыл глаза, прислушиваясь к себе.

—Ничего, — подтвердил он.

—Неужели уже?! — обронил Мудрейший загадочную фразу.

—Что Вы имеете ввиду? — встревожился царевич.

—Помнишь, я говорил тебе о том, что Ка иногда проверяет человека, сможет ли он разобраться в себе без его помощи? Похоже, пришло это время и для тебя.

—Когда же я снова услышу Ка? — покорно спросил Тутмос.

—Когда он почувствует, что нужен тебе.

—Я понял Вас, Мудрейший! — воскликнул он. — Мне надо отказать Рафету, поскольку он не вызывает моего доверия. Хатшепсут могла подослать его. Теперь я знаю, что мне нужно делать.

—Это будет надёжнее. Но будь готов к тому, что Рафет на этом не остановится.

—Я понимаю. Я буду осторожен. А если он захочет убить меня?

—То, что ты сейчас не слышишь Ка, не значит, что Сила покинула тебя, — терпеливо проговорил Ратосфен.

—Да, Сила не оставила меня, — улыбнулся Тутмос и поблагодарил Мудрейшего кивком головы.

Вечером мы отправились в сад. Рафет уже ждал нас. Молча поклонившись царевичу, он выжидающе и тревожно смотрел на него. Тутмос молчал.

—Что ты решил, о Царь Царей?

—Нет, — коротко сказал царевич и повернулся, чтобы уйти.

Рафет тихо засмеялся.

—А ты, оказывается, трус! — воскликнул он совершенно изменившимся тоном. — Ну что ж, я ждал такого ответа. Смотри, о царевич, как бы тебе не пришлось пожалеть о своём решении.

—Я не трус, — спокойно отозвался Тутмос. — А тебе я могу сказать в ответ только одно: я не пожалею!

Рафет зарычал от гнева, но его злоба разбилась морской волной о крепкие стены спокойствия молодого царевича. Он понял это и неслышно скользнул в кусты.

—Идём, Ирина, — улыбнулся мне Тутмос. — Идём.

—Ты думаешь, он не оставил Хатшепсут? — догадалась я.

—Конечно, нет. Рафет до сих пор любит её, хоть и не хочет, чтобы это видели другие. Он не в силах помешать нам. Теперь я более чем уверен, что победа будет за нами. Именно ты даришь мне такую уверенность.

Я улыбнулась.

Этой ночью царевич долго стоял около моей комнаты, держа меня за руки и всё не решаясь уйти. Он даже не пытался поцеловать меня, потому что был счастлив, зная, что я рядом! Эта безмолвная Любовь, настоящая, порой почти осязаемая, тронула меня до глубины Души. Тутмос всего несколько раз сказал заветные слова, но мне было достаточно этого. Я видела Любовь в глазах этого удивительного человека и чувствовала её в каждом движении. Это было невероятно, фантастично — и в то же время абсолютно естественно! Я была очень благодарна царевичу, ещё никто не относился ко мне с таким трепетом и почтением. Уже теперь, спустя много лет, я могу сказать, что тогда я была по-настоящему счастлива!

***

Я чувствовала, что Ратосфен хочет рассказать мне о чём-то очень важном для него, но то ли не решается, то ли ещё не пришло время. И вот наш разговор состоялся. То, что я услышала, потрясло меня до глубины Души.

Однажды Мудрейший пришёл за мной, и мы направились в Зал Знания, где мне всегда было комфортно и уютно. Там я чувствовала себя как дома.

Всю дорогу Ратосфен молчал. Только в Зале Знания он заговорил со мной.

—Ты хотела бы знать, откуда здесь Книги Вечной Мудрости, почему именно в Зале Знания находится Сила и почему опустел Древний Город?

У меня загорелись глаза.

—Конечно, Мудрейший! Конечно, я хочу это знать! Очень хочу!

Он улыбнулся.

—Хорошо, девочка. Разговор будет долгим, — предупредил Мудрейший. — Прошу тебя об одном — всё, что ты увидишь и услышишь, должно остаться только в твоей памяти. Никому — слышишь? — никому не рассказывай об этом разговоре, даже Тутмос и Траэс не должны знать, ибо их время ещё не пришло. Я сам поведаю им о том, что узнаешь сейчас ты.

Хочу рассказать тебе о том, что происходило десятки тысяч лет назад. Эти знания я собирал по крупицам все годы, начиная с того дня, когда ко мне пришла Сила. Я был ещё ребёнком, но помню всё до мельчайших подробностей, словно это было вчера. Помню, как за спиной закрылась потайная дверь, и я остался один. Помню, как пришёл в Зал Знания, и Живая Сила водопадом обрушилась на меня. Когда сознание вернулось ко мне, рядом был мой Учитель. Имя его я не имею права открыть тебе. Он очень многое сделал для меня, и я никогда не позабуду его уроков.

Он успокоил меня, поскольку я не помнил, где нахожусь и что произошло, сказал, что я удостоен Великой Чести. Это я смог осознать лишь много лет спустя. То, что он говорил о Силе и о том, что Она выбрала меня, запомнилось навсегда: «ЭТО МОЩНАЯ ВЛАСТЬ ВСЕХ СИЛ, ИБО ОНА ПРЕОДОЛЕЕТ ВСЁ, ЧТО ЯВЛЯЕТСЯ ТОНКИМ, И ПРОНИКНЕТ ВО ВСЁ, ЧТО ГРУБО, ИБО ТАКИМ ОБРАЗОМ И БЫЛ СОЗДАН МИР!»

Мне показалось, что я уже где-то слышала эту фразу.

—Загадок, связанных с Египтом, Пирамидами, Сфинксом и религией очень и очень много. Я очень надеюсь, что некоторые тайны не будут открыты никогда, потому что Силой могут управлять только избранные люди, и если это Знание попадёт в руки невежд, разразится настоящая трагедия. Возможно, когда-нибудь учёные мужи твоего мира и найдут Святыню, в которой мы с тобой сейчас находимся. Я не отрицаю этого. Если люди правильно поймут Тексты Пирамид, им откроется лишь малая часть Знания. В этих текстах есть всё. Там и зачатки астрономии, астрологии, религии, архитектуры, медицины и многого другого. Я знаю, что со временем весь мир изменится, станет совершенно неузнаваемым. Это может привести к трагедии, а может быть, и наоборот. Но открыть все тайны Египта человечеству не под силу!

Как мне хотелось быть ближе к тому, что знал мой Учитель! Я был очень нетерпелив, торопил, требовал новых знаний. Но моё обучение, которое продолжается и сейчас (эти слова заставили меня посмотреть Ратосфену в глаза), проходило таким образом, чтобы я не мог сойти с ума от того бесконечного потока информации, который поступал и поступает ко мне. Учитель давал возможность осознать всё то, что рассказывал мне. И — поверь мне, девочка! — я никому не хочу пожелать того, что я прошёл и того, что мне ещё предстоит. Хатшепсут уверена, что я слишком много возомнил о себе — однажды мне пришлось рассказать ей кое о чём. Но мои слова скоро сбудутся, и тогда ей будет не до смеха.

Я почувствовала, что царица чем-то сильно обидела или задела Мудрейшего, и он не сумел скрыть это, когда довольно резко сказал последнюю фразу. Ратосфен вздохнул.

—Я не могу осуждать её, Ирина. Я — не судья человеку, тем более царице. Она даже не подозревает о том, что можно спокойно объяснить цель своего неожиданного визита, а не приказным тоном капризной избалованной девчонки отправлять на верную смерть одновременно сотни людей из-за того, что я осмелился противоречить ей, великой царице Хатшепсут!..

Невесёлая усмешка тронула его губы. Он покачал головой и замолчал.

—Она не умеет ждать, не умеет слушать человека. Она никогда не научится этому. Народ Египта ненавидит её и жалеет Тутмоса. А жалость никогда не была хорошим советчиком! — продолжал Ратосфен. — Жрецы оказывают на него серьезное давление, потому что так велит Хатшепсут.

Но я не хочу говорить о ней. Твоё сердце требует Знания, и я дам тебе его. Ты узнаешь только малую часть того, что я мог бы рассказать тебе, девочка, но для этого дня тебе будет достаточно.

Позволь спросить тебя, что ты чувствуешь, когда входишь в Зал Знания?

—Трепет, — ответила я, не задумываясь. — Полёт… И ещё кажется, что здесь остановилось время. Я теряю счёт времени; иногда непонятно, какой сегодня день — тот же или прошла уже неделя с того момента, как мы вошли сюда.

Ратосфен улыбнулся.

—Я чувствую то же самое. Время здесь действительно не ощущается — и знаешь, почему? Потому что так и есть. Здесь нет времени. Зал Знания находится в Вечности!

—Как это?

—Я не могу объяснить этого даже для себя, но это так. Сила пребывает здесь всегда, независимо от того, в каком настроении вхожу я в этот Зал, что мне непонятно. Ты поймёшь позже, что это именно так. Это та самая Сила, благодаря которой свет увидел человека.

—Свет увидел человека, а не наоборот? — уточнила я.

—Да, девочка моя, именно так.

—Почему?

—Потому что у всего живого есть Душа. Всё постоянно меняется, развивается и, наоборот, увядает. Поскольку сама наша Земля живая, у неё тоже есть Душа. То, что мы видим вокруг и мы сами — крохотная частичка этой Души. Она девственна, чиста и прекрасна. Очень жаль, что не все, далеко не все умеют прислушиваться к этой красоте, к Душе Земли и Вселенной.

—Вы говорите о звёздном небе?

—Да. Но это тоже только видимая часть огромного невидимого… Об этом мы поговорим немного позже.

С этого момента то, что поведал мне Ратосфен, не вызывало у меня потрясения, поскольку понимание приходило постепенно, словно кусочки мозаики складывались в единое целое.

—Я расскажу тебе одну древнюю легенду. Это было много тысяч лет назад, но Великая Пирамида уже была свидетелем того, о чём я говорю. Однажды на рассвете после Зажжения Факела Пирамиды произошло событие, которое описывает трехъярусная картина в одной из галерей Храма Книги. Ты, наверное, помнишь её?

—Конечно, Мудрейший.

—Народ Египта заснул свободным, а наутро все проснулись рабами. Первый Фараон, который объявил себя посланником богов, так же, как и Хатшепсут, направил людей в каменоломни и на строительство новых храмов — в том числе и Храма Книги. В те времена здесь был большой город, совет которого один из первых принял решение до конца сопротивляться власти могущественного «самозванца». А в том, что он был могущественен, увы, сомневаться не приходилось…

Первый Фараон нередко приезжал в Храм Книги, и этот город постепенно смирился с его невероятной силой, которую он направил в неверное русло! Однажды жители города, твёрдые в своей решимости не пускать сюда Первого Фараона, блокировали ворота. Но это не помешало ему проникнуть в Храм Книги. Он появился на площади перед Аллеей Сфинксов, до полусмерти напугав солдат, долго-долго стоял, ни на кого не обращая внимания, и смотрел на только что возведённый Храм Книги, потом повернулся к людям и проговорил:

—Этот Храм неприкосновенен с сегодняшнего дня. Даже если город сравняется с землёй, он будет стоять вечно. Пусть он напоминает о могуществе Знания и Силы!

Он вошёл в Храм Книги, и только после его исчезновения в темных галереях толпа словно проснулась. Ропота и недовольства как ни бывало. Это удивительное безмолвие и прекращение борьбы насторожило народ Египта. Наконец жители одного небольшого города совершенно неожиданно нашли метод борьбы с непонятным недомоганием, которое люди испытывали в присутствии Первого Фараона. Дело в том, что он умело пользовался гипнозом, называя Силой именно эту способность. Но Сила заключалась, несомненно, в другом.

Находясь в толпе и слушая фараона-иноземца, было трудно остановить внимание на чём-то ином, кроме его грубоватого, но проникновенного голоса. К народу он обращался крайне редко, и это способствовало тому, что люди порой не могли его представить и помнили только его голос, который словно звучал в сознании.

Но один мудрый человек обнаружил, что Первый Фараон не любит, когда ему сопротивляются. Когда он чувствовал, что его не слушают, глаза его наливались кровью, и гнев словно просачивался через кожу. В такие минуты он был по-настоящему страшен. Но и тут человек не растерялся и стал просто думать о своём — о семье, об урожае, о детях. И думал он с такой любовью и нежностью, что Первый Фараон, которому никогда не были знакомы эти чувства, замолчал, яростно взглянул на него и… ушел! А этот человек, имя которого история умалчивает, понял, что одержал первую победу над фараоном-иноземцем.

Я удивлённо взглянула на Ратосфена.

—Когда люди осознали, что фараон, возможно, не такой всесильный, каким хочет казаться, они стали задумываться над тем, как изгнать его из Египта. Решение было принято кровавое, но, увы, в данном случае единственно верное. Через некоторое время Сила покинула его, когда он находился в Зале Знания. Оттуда он вышел подавленный, злой, усталый и совершенно потерявший способность бороться. Вскоре всё было кончено.

Мудрейший вздохнул. Я не решалась прервать молчание.

—Последние слова, которые сказал Первый Фараон своим убийцам, были таковы: «Я не виню вас, я виноват сам. Уезжайте отсюда, этот город исчезнет, и мир забудет о нем. Но Храм Книги таит в себе такие сокровища, о которых вы даже не подозреваете! Однако не теряйте время на то, чтобы найти их. Уезжайте!»

Ратосфен посмотрел на меня.

—Главное сокровище заключается в Зале Знания? — спросила я. — Правильно ли я поняла Вас, Мудрейший?

Он молча кивнул.

—Так что же случилось с этим городом? Почему исполнилось то, что сказал Первый Фараон?

—Потому что вскоре страну стали раздирать на части. Новые правители сменялись один за другим. Но, к счастью, всегда хороших людей и добра, света оказывается больше, чем зла и ненависти. Наш царевич не является исключением. Ты знаешь это лучше, чем кто-либо другой.

Я смущённо опустила глаза. Даже здесь Мудрейший был прав, как, впрочем, и всегда.

—Ты боишься его Любви, хотя и хочешь её. Я знаю, в своём мире ты ещё не встретила того человека, который является твоей половиной.

—Значит, это не вымысел? — спросила я, поднимая голову.

—Что? — не понял Мудрейший.

—То, что люди находят друг друга и у каждого человека есть именно тот, кто подходит ему лучше всего?

—Конечно, не вымысел! Да ты и сама в этом убедишься. Когда вернёшься домой.

Он замолчал, я не решалась прервать его размышления.

—Я хотел рассказать тебе то, что для меня важно — откуда здесь этот памятник Знанию. Храм Книги задумывался как огромная библиотека, но с приходом Силы он получил иное предназначение. Теперь вернее было бы называть это сооружение Храмом Знания, но решено не менять его названия. Посмотри внимательно на эти ценнейшие памятники мировой цивилизации, и ты поймёшь меня. Здесь — источник самой, казалось бы, невероятной информации. Но это так же естественно, как сама жизнь. Вернее, эта информация и есть жизнь. Знаешь, что самое главное для человека?

—Что?

—Любовь к себе. Если человек любит себя, ухаживает за собой, разговаривает со своим Ка, умеет прислушиваться к его советам, то в нём пробуждается Свет, о существовании которого я узнал сравнительно недавно. Он есть у каждого. Только не все знают о нём. Этот свет сравним лишь с Любовью. Когда человек чувствует его, начинается Полёт — дивный, захватывающий, безграничный, как сама Вселенная.

При этих словах я поняла, что Ратосфен уже не раз испытывал этот Полёт.

—Когда человек начинает «парить» над землёй и понимает, что не может упасть, потому что его держит этот Свет, ему начинает казаться таким мелочным и суетным всё, что происходило с ним до этого момента! Потому что в тот миг ему открывается цель пребывания на этой планете, он понимает, кто он на самом деле и зачем сюда пришёл. Да, девочка, это так. Большинство людей всех миров стремятся к одинаковости, они хотят быть как все. Они отталкивают и не принимают того, что существует помимо их мира, помимо себя. Что такое человек? Раб. Ничтожество. Безответное существо, которым можно безнаказанно помыкать и командовать.

Ратосфен снова заговорил о Хатшепсут.

—Каждый человек должен ощутить этот Полёт, эту Великую Силу Живой Вселенной — хотя бы раз в жизни…

—А я испытаю его?

—Конечно! – улыбнулся Мудрейший. – Да ты уже знаешь, что ты должна сделать, для чего ты попала сюда, в Египет, из своего мира.

—Знаю?!

—Да. Я немного облегчу тебе задачу, Ирина. Закрой глаза.

Я повиновалась, чувствуя абсолютное доверие Ратосфену. Знакомая тёплая волна окутала меня и унесла… в мой мир, в будущее. Я увидела себя за письменным столом. Справа лежала целая кипа исписанной бумаги, на соседнем столике стоял компьютер. «Ратосфен, Тутмос, Траэс»… — разобрала я несколько слов. Это произвело на меня такое впечатление, что я открыла глаза. Видение тут же пропало.

—Я напишу обо всём этом книгу?! — ахнула я и потёрла виски — от неожиданного возвращения закружилась голова.

—Ты правильно поняла. Но не стоит так резко возвращаться. Тем более, ты увидела ещё не всё. Однако повторим попытку несколько позже.

Когда мне удалось справиться с головокружением, Ратосфен сказал:

—В этом нет ничего страшного. Ты не представляешь, что я пережил, когда пришлось оставить моего Учителя. То, что я понял в тот момент, стало шоком. Оказывается, когда за моей спиной захлопнулась потайная дверь, я переместился на много лет назад, туда, где был мой Учитель.

—Неужели все это Вы узнали в прошлом?

—Да, — кивнул Ратосфен. — Это произошло аналогично тому, как ты попала в Египет, уснув в библиотеке.

—Как? Как это могло случиться?! — ахнула я.

—Не знаю, Ирина. Моё первое перемещение во Времени было незаметным для меня, и то, что тогда я находился в другом мире, открылось для меня лишь недавно. Я нашёл записи моего Учителя, и только тогда я понял это!

Удивлению моему не было предела.

—Так кто же был вашим Учителем?

—Не спеши, девочка моя. Ты сейчас не сможешь принять эту информацию как само собой разумеющееся.

Я кивнула.

—А теперь тебе предстоит увидеть нечто важное. После того, как ты придёшь в себя, ты забудешь то видение, но оно придёт к тебе в своё время.

—Хорошо.

—Закрой глаза и постарайся услышать своё сердце.

Я сделала это с неожиданной лёгкостью. В присутствии Ратосфена я словно наблюдала за собой. Но то, что произошло, стало для меня потрясением.

Я снова вернулась в своё будущее. Вот как будто из лёгкого тумана «выплыла» комната, где я никогда не была раньше. В углу — компьютерный столик, который я уже видела в прошлый раз. Бумага… Лампа… За столом сидела я — молодая женщина. Она, моё второе «Я», писала — медленно, обдумывая каждую фразу, не обращая внимания на свист ветра за окном. Судя по погоде, стояла поздняя осень. В комнате было прохладно, и Она зябко повела плечами. Вдруг в темной прихожей послышался звук открываемой ключом двери. Она подняла голову, закрыла глаза в нетерпеливом ожидании встречи.

—Здравствуй, — услышала я хорошо знакомый мне голос.

—Здравствуй, — улыбнулась Она.

—Прости, что задержался.

Она не ответила, но продолжала улыбаться. Мужчина вошёл в комнату, и я увидела человека, которого никогда прежде не знала. Он подошёл к Ней, обнял, слегка размял её плечи. Она откинула голову, наслаждаясь его нежностью. Я невольно вскрикнула от изумления, увидев лицо мужчины. Это был Тутмос! ЕГО глаза, ЕГО голос, ЕГО необыкновенная, всепоглощающая Любовь…

—Как это возможно?! — воскликнула я… и тут же вернулась к Ратосфену, в Зал Знания.

Мудрейший пытливо смотрел на меня, но мне казалось, что я проснулась после долгого крепкого сна.

—Когда придёт время, ты вспомнишь то, что видела сейчас, моя девочка. Но перед этим тебе предстоит серьёзное испытание. Ты справишься с ним, но помни одно — ты никогда не пройдёшь мимо своей Судьбы.

—Спасибо! — поблагодарила я Ратосфена и с трудом сдержала невольные слёзы, что очень удивило меня.

Мудрейший улыбнулся и сказал:

—Понимаю, у тебя сегодня был тяжёлый день. Ты очень устала. Иди отдыхать. Мы обязательно продолжим наш разговор.

Я обрадовалась, услышав эти слова, и робко обняла Ратосфена. Он понял мой неожиданный порыв и молча улыбался.

—Спасибо Вам за всё, Учитель! — прошептала я, впервые назвав его Учителем.

—Иди, девочка, иди. Мне тоже надо отдохнуть.

Ратосфен проводил меня в комнату Траэс, после чего оставил нас наедине. Мы говорили с подругой до глубокой ночи, потому что после этой беседы я долго не могла уснуть.

Ратосфен… Он действительно стал для меня Учителем, пожалуй, другом, очень близким мне человеком. Я знала его уже несколько лет, за это время Мудрейший многому меня научил. Но Душа его оставалась закрытой, и поэтому с ним всегда было очень интересно. Постоянное общение с Силой словно придавало Ратосфену сил, он не думал о своём возрасте, порой говоря нам, что его настоящая жизнь только начинается. Знание, которым обладал Мудрейший, было поистине огромно и очень ценно, он многого не говорил нам, вполне справедливо опасаясь, что мы можем просто не понять его. «Вы ещё не готовы к этому Знанию! — часто говорил Ратосфен. — Даже я знаю только мизерную часть того, что должен знать!»

Его обучение продолжалось вот уже в течение ста пятидесяти лет. Однажды я заметила, что у Ратосфена почти нет морщинок вокруг глаз, хотя при первой встрече их было очень много. Этот факт удивил меня, но Траэс улыбнулась на моё недоумение.

—Да, Мудрейший молодеет на глазах, — сказала она с безграничной теплотой в голосе. — Это нельзя не заметить. Ты видишь, как блестят его глаза?

—Конечно!

—Ратосфен словно стал молодеть после того, как мы нашли тебя. Не знаю, как объяснить происходящее — это пока недоступно нашему пониманию.

—Траэс, ведь загадок становится всё больше! — воскликнула я.

—А сколько их будет не открыто! Только потому, что люди ещё не готовы к такому Знанию, которое даёт нам Вселенная.

—Траэс, я хочу спросить тебя.

—О чём?

—В Зале Знания мы усаживаемся на удобные кушетки и слушаем Ратосфена, который в это время не возвышается над нами, а сидит рядом и наравне, показывая, что он так же открыт для нас, как Знание, и он готов в любую секунду поведать о том, что мы жаждем услышать. Тем не менее, в МОЁМ МИРЕ во многих… храмах знаний принято слушать наставника с кафедры, отдаляющей от говорящего и создающей впечатление бездонной пропасти.

Подруга коротко кивнула, показывая, что понимает меня.

—Почему так, Траэс?

—Потому что Мудрейший не отдаляет себя от нас, поскольку он — такой же ученик, как и мы, Ирина.

Я молча смотрела на неё, потом спросила:

—У тебя есть ответы на все мои вопросы?

—Нет, — засмеялась она. — На всё тебе может ответить только твой Ка.

Наконец я почувствовала, что засыпаю, и ушла к себе. Подойдя к окну, я бросила рассеянный взгляд на небо и затаила дыхание, обратив внимание на изумительное зрелище — шёл звёздный дождь. Я вспомнила Францию с её великолепными зелёными лесами, душистыми нескошенными лугами и удивительным гостеприимством народа — пожалуй, за исключением самозванца Карлоса де Эскапада. Невольно я задумалась о том, что Ратосфен не случайно сделал так, чтобы мы попали именно туда — ведь иначе Траэс не встретилась бы с Мартином! Ничто не бывает случайным.

***

А в это время Хатшепсут продолжала управлять Египтом. Она настолько сжилась с образом мужчины, что постоянно носила фараонские знаки, приклеивала бороду и вела себя как воин. Во всех храмах, построенных по её приказу, настенные надписи гласили, что Хатшепсут — дочь бога Амона и что сам Амон доверил ей стать фараоном, поскольку Тутмос был тогда ещё ребёнком.

Опальный царевич не мог больше слышать имени своей вынужденной супруги. Больше всего его раздражало то, что он ничего не мог сделать. Однажды Тутмос признался мне, что иногда думает о том, чтобы избавиться от неё раз и навсегда. Но страх удерживал его — страх лишиться поддержки Силы. Ратосфен смотрел на царевича с сожалением и качал головой.

—Тутмос давно не был таким опечаленным, — сказал он, когда мы в очередной раз пришли в Зал Знания. — Я беспокоюсь за него. Ему осталось ждать совсем немного. Хатшепсут скоро покинет Египет. Имя её предастся забвению.

Я в изумлении посмотрела на Мудрейшего.

—Я знаю, о чём говорю, девочка, — почти сурово ответил он.

Скоро я забыла об этих словах, но однажды…

Однажды к Тутмосу пришёл высокий, чуть сутулый старец с пронзительным взглядом чёрных мудрых глаз.

—Позволь обратиться к тебе, о Царь Царей! — воскликнул он и пал ниц перед царевичем. — Пусть дни твои будут исполнены Света и Любви к тебе твоих близких…

Тутмос сидел на неудобном каменном узком троне, сложив на коленях сильные руки, следуя обряду.

—Говори, — чуть заметно кивнул он.

—Хатшепсут…

—Ты же знаешь, что я запретил произносить это имя! — мгновенно вскипел царевич. — Ты причиняешь мне боль этим словом!

—Прости, о Царь Царей! — воскликнул старец. — Прости меня, но я пришёл от имени всего народа Египта.

Эти слова возымели на Тутмоса поистине волшебное действие. Царевич вздохнул, морщины на лбу разгладились, а глаза стали по-прежнему ясными и внимательными.

—Мой народ прислал тебя ко мне? — изменившимся тоном, почти ласково спросил он. — Неужели народ не забыл своего опального царевича?!

Гость позволил себе улыбнуться.

—Твой народ не считает тебя опальным царевичем.

—Что? Что ты сказал? Как зовут тебя и как мне наградить тебя за эти слова?

—Моё имя — Рехмира. Народ Египта направил меня к тебе с одним предложением, против которого ты не сможешь возражать.

—Поднимись! — Тутмос нетерпеливо взмахнул рукой, начиная понимать, о чём пойдёт речь.

Рехмира послушно подошёл ближе и, словно статуя, замер в трёх метрах от трона.

—Говори! — почти приказал царевич.

—Все видят, как угнетает тебя Хатшепсут. Народ тоже зол на неё. Да, царица упивается своей властью, ей помогают многие жрецы. Но она несправедлива к людям, она ни о ком не думает, — горячо заговорил гость. — Хатшепсут могущественна и хитра, но ты имеешь больше сторонников. Верховный жрец Менхеперра-сенеб, я, представитель знатного рода, высший вельможа, и все верные тебе люди (а это большинство жителей Египта) — мы обращаемся к тебе с просьбой свергнуть гнёт Хатшепсут и взять управление страной в свои руки. Время пришло, о царевич!

У меня и у Тутмоса перехватило дыхание. Он бросил на меня быстрый взгляд, словно спрашивая: «Не об этом ли так недавно говорил Ратосфен?» «Наверное, об этом!» — так же безмолвно ответила я.

—Признаюсь, я удивлён твоей просьбой, — искренне улыбаясь, ответил царевич. — Удивлён и в то же время счастлив слышать это, благородный Рехмира.

Вельможа низко поклонился ему, Тутмос слегка наклонил голову.

—Хатшепсут сейчас нет в городе, — чуть извиняющимся тоном проговорил мой царственный друг.

—Я знаю это.

—Как тебя отблагодарить, Рехмира? — спросил Тутмос.

—Мне нужно только знать, что ты принял моё предложение. А что касается награды — подойди к окну, о Царь Царей. Думаю, этого будет достаточно.

Царевич одним прыжком оказался около окна и замер — сотни тысяч глаз смотрели на него. Площадь перед дворцом была заполнена людьми.

—О Великий Осирис! — воскликнул потрясённый увиденным Тутмос. — И ты сделал это для меня?!

Рехмира вновь склонился перед ним, коснувшись лбом пола.

—Тутмос! Тутмос! — взревела толпа. — Мы с тобой, о Царь Царей! Веди нас, и мы уничтожим Хатшепсут и её «цепных псов»!

—О Великий Осирис! — прошептал царевич. — Великий Осирис!!!

—Скажи им, о Царь Царей! — торопил его вельможа. — Ты ведь уже принял решение!

И Тутмос, оглядев этих смелых людей, крикнул:

—Я благодарен вам, египтяне! Я счастлив, что вы доверяете мне и готовы отдать за меня жизнь. Мы сможем вместе свергнуть Хатшепсут. Я обещаю вам это!

Восторженный рёв был ему ответом.

—Я сообщу через Рехмира, когда Хатшепсут вернётся в столицу, и тогда мы соберёмся здесь, на этой площади. Если не убеждениями, то силой мы заставим царицу забыть о том, что она правила долгих двадцать два года. Я молод, и я знаю, что необходимо для того, чтобы Египет расцветал, а не отвоёвывал у пустыни кусочки пригодной для жизни земли…

Снова крики ураганом пронеслись над площадью. Царевич торжествующе улыбался. Отойдя от окна, он повернулся ко мне и крепко обнял.

—Я знал, что когда-нибудь это произойдёт, родная! — воскликнул Тутмос и быстро взглянул на меня — это слово словно случайно сорвалось с его уст, и он не мог не уловить моей невольной улыбки.

—Что ты будешь делать теперь, Тутмос? — спросила я. — Надеюсь, ты не станешь убивать её?

—Нет, Ирина. Это было бы слишком лёгким наказанием для неё.

—Что ты имеешь в виду?

—Не я убью её, но вынужденное отречение от трона. Долго она после этого жить не сможет.

—Это довольно жестоко, — проговорила я после минутного раздумья.

—Не более жестоко, чем убийство на глазах тысяч людей! — почти сурово проговорил Ратосфен, как всегда неслышно входя в зал.

Мы одновременно повернулись; по строгим и задумчивым глазам было видно, что он знает о приходе Рехмира.

—Что Вы скажете, Учитель? — спросила я Ратосфена.

—Как ни удивительно, я согласен с Тутмосом.

—А Сила… — заговорил царевич, но не успел закончить свою мысль, поскольку Мудрейший прекрасно понял своего ученика.

—Нет, — ответил Мудрейший, — Сила не оставит тебя, даже если Хатшепсут совершит… самостоятельный уход в мир Анубиса…

Мне стало не по себе, но Ратосфен знал это и сменил тему.

—Рехмира не сказал сегодня ни одного лживого слова. Я хорошо знаю род этого вельможи. Человек он не злой, хотя и хитрый. Но должен признать, сегодня Рехмире пришлось постараться, чтобы убедить тебя, мой мальчик. Ты почти разучился доверять людям.

—Но ведь Вы, Мудрейший, Ирина, Траэс и её семья — как я могу не доверять вам?!

—Сейчас я говорю о твоём народе, Тутмос! — строго сказал Ратосфен.

—Да, я понимаю, Учитель! — виновато проговорил царевич.

Мудрейший улыбнулся ему.

—Я ведь предупреждал Хатшепсут о том, что скоро её правление закончится!

—Так вот почему она хотела выслать Вас из Египта?!! — воскликнула я.

—Да, — кивнул Ратосфен. — Я совершил нелепую ошибку, когда сказал ей об этом.

Тутмос задумался.

—А можно ли будет использовать Силу, если она попытается напасть на меня?

—Конечно. Сила сможет остановить также и «цепных псов», если они захотят защитить царицу! Честно говоря, я не уверен, что они пойдут на это.

Мы покинули зал аудиенций, когда я заметила, что толпа стала расходиться.

На следующий день мы снова поехали в Храм Книги. Тутмос захотел побыть со мной, чего не было уже очень давно. Надо признать, я начинала скучать по этим удивительным безмолвным моментам, когда весь окружающий нас мир наполнялся такой искренней, нежной Любовью, что оставалось только благодарить Судьбу за то, что испытываем мы оба. И эта духовная близость была для нас важнее всего. Он ловил каждый мой взгляд, каждую улыбку, вздох и движение. Это было восхитительно.

На этот раз Тутмос был усталым и взволнованным разговором с Рехмира. Верность людей тронула его.

—Скоро для Хатшепсут наступят трудные времена, — тихо сказал царевич. — Но она виновата сама.

—Я знаю, но мне не хочется об этом говорить.

—Идём со мной, — после короткой паузы предложил Тутмос, подавая руку.

Я без колебаний пошла за ним. В Храме Книги было много мест, о которых знал только Мудрейший. Он понемногу рассказывал Тутмосу то, что знал сам. Царевич был прекрасным учеником. Он не боялся задавать вопросы, которые радовали Ратосфена, поскольку это означало, что Тутмосу действительно интересно то, чем он с ним делится.

Место, куда привёл меня Тутмос, я раньше не видела. Глубокий ход с горящими факелами вывел нас прямо в пустыню.

Когда мы вышли на воздух, я заметила, что близится закат. Солнце висело низко над горизонтом, потом наступили короткие сумерки, окрасив небо в самые разнообразные тона — от ярко-красного, малинового, до салатно-зелёного и тёмно-синего.

Вскоре на пустыню спустилась ночь, и над головой зажглись звёзды. Ни я, ни Тутмос не произнесли ни слова. Мы просто были вместе, наслаждаясь тишиной и тем, что наконец-то можно вздохнуть свободнее. Я видела, что царевич был намного увереннее сейчас, чем за последние несколько месяцев.

Пустыня дышала спокойствием. Тутмос сел на большой плоский камень, о чём-то задумавшись, а я поднялась на вершину небольшого бархана и замерла — на меня смотрела огромная Луна. Казалось, её серебристый свет завладел всем миром. Я позвала царевича, чтобы разделить с ним свой молчаливый восторг. Он понял меня, любуясь этим зрелищем, которое завораживало не меньше, чем Зажжение Факела Пирамиды.

—Я навсегда запомню этот лунный разлив, — наконец прошептал он.

Тутмос отошёл от меня. Он казался задумчивым, грустным и усталым. Я почувствовала, как переживает царевич из-за предстоящего бунта. Вдруг он поднял лицо к залитому серебром небу, вскинул руки ладонями вверх и замер, почти с вызовом глядя на звёзды.

То, что произошло в следующую секунду, показалось мне сном.

В раскрытые ладони и поднятое лицо Тутмоса словно ударила молния. Яркий оранжево-лимонный свет окутал царевича плотным прозрачным туманом. Я вскрикнула от неожиданности, но сразу услышала звук своего сердца, ощутила знакомое ласковое тепло и поняла, что это та огромная Сила, которая была дана ему и мне. Восторг, слёзы, Любовь, благодарность за то, что Она позволила увидеть себя, переполнили моё сознание. Она, эта Сила, которую я раньше даже не могла представить, пришла сейчас к царевичу, услышав его мольбу. И я поняла, что он просил именно об этом — чтобы я могла наблюдать за Её живым пламенем хотя бы несколько секунд.

Вскоре свет стал тускнеть. Тутмос глубоко вздохнул и посмотрел на меня.

—Ты видела? — чуть дрожащим голосом спросил он.

—Да. Видела.

Больше до возвращения в Храм Книги он не сказал ни слова.

С утра мы рассказали Траэс о визите Рехмира. Она с радостным волнением слушала Тутмоса.

—Конечно! — воскликнула потом подруга. — Конечно, всё будет хорошо! Она двадцать два года держала власть в своих цепких когтях, но ты, о Царь Царей (Траэс привычно наклонила голову) за это время стал ближе народу. Своими действиями ты доказал это. Египтяне доверяют тебе и любят тебя. Ты не сдался Хатшепсут. Она заслужила порицание. Но… — она смущённо замолчала.

—Что, Траэс? — мягко спросил царевич.

—Я попрошу тебя не убивать её.

—Я не стану делать этого.

Вскоре мы уехали из Храма Книги и вернулись в столицу. Через несколько дней Ратосфен сказал мне:

—Надо предупредить крестьян-феллахов, что сегодня ночью произойдёт разлив Нила. Священная звезда Сотис — Сириус — взошла над горизонтом.

Однако выяснилось, что многие уже видели восход этой загадочной звезды и оказались готовы к разливу. Уже к вечеру вода начала подниматься. Я, Тутмос, Ратосфен, Траэс, Мартин и Трилах собрались у окна в одном из залов, откуда было хорошо видно разбушевавшийся Нил. Никогда я не могла подумать, что обычно спокойная река может превратиться в кипящий поток, сметая всё на своём пути. Через час нашим глазам открылась величественная водная равнина, в которой отражались звёзды. Было непривычно видеть столько воды в самом сердце пустыни. Я поделилась этим с моими друзьями.

—Да, — кивнула Траэс. — Я вспоминаю о своей родной деревне на берегу моря.

Она вздохнула.

—А ещё я всегда беспокоюсь за крестьян, жизнь которых зависит от этой реки.

Мартин обнял её за плечи.

—Во Франции мне никогда не доводилось наблюдать такого. Я тоже иногда скучаю по моим родным и друзьям. Я оставил там всё, что у меня было, но не жалею об этом. Не жалею, потому что в моей жизни есть ты и Нао, мой сын!..

Он с такой гордостью произнёс эти слова, что чуткий Тутмос взглянул на него с любопытством и улыбнулся.

—Ты хороший отец! — сказал он. — Скажи мне, трудно ли это?

Мартин, не уловивший чуть грустного голоса, ответил:

—Нет. Это не трудно, потому что я люблю мою жену и моего сына.

Царевич бросил на меня взгляд, в котором я прочитала: «А я люблю тебя!» Я улыбнулась Тутмосу и заметила, что Ратосфен неподвижно стоит около окна и смотрит на воду долгим немигающим взглядом. В глазах его стояли слёзы.

—Что с Вами, Мудрейший?! — встревоженно воскликнула я.

Ратосфен вздрогнул и встряхнул головой, освобождаясь от своих мыслей.

—О чём Вы так задумались, Учитель? — ласково спросил Тутмос.

Мудрейший вздохнул и спокойно сказал:

—Во время одного из разливов, много лет назад, погибла моя жена и маленькая дочь…

Мы смущённо и взволнованно взглянули на него. Этот мужественный человек в это мгновение стал нам ещё ближе. Теперь мне стала понятна нежная грусть, с которой он порой смотрел на Траэс, Мартина и Нао. Мы окружили его, стремясь поддержать.

—Вы не могли знать, — успокаивающе проговорил Ратосфен, снова становясь самим собой. — За это время вы стали для меня самыми родными людьми на Земле. И я горжусь тем, что вправе назвать вас моими детьми!

Мы ещё очень долго стояли рядом с Мудрейшим, который вызывал уважение тем, что в одной фразе смог уместить то, что отказывалось признавать его сердце. Мы не могли представить, сколько ему пришлось пережить. Я была потрясена его силой.

На следующий день я проснулась с первыми лучами солнца и сначала не поняла, где нахожусь — пустыня превратилась в настоящий залив. Ребятишки, чумазые и пыльные, оглядываясь, словно тайком, цепочкой пробирались к воде, которая сонно плескалась в берега. Искупавшись и вдоволь нарезвившись, мальчишки бежали на горячий песок и, словно воробьи, кувыркались в пыли, чтобы снова с разбега, с визгом, броситься в воду. Я долго, с удовольствием наблюдала за тем, как они плескались на мелководье.

Именно в то утро я осознала, что Судьба преподала мне необходимый урок, позволив оказаться здесь, в Египте, в другом времени и мире. Я многому научилась здесь, находясь одновременно и в прошлом, и в настоящем. Как это было возможно, я не понимаю до сих пор. Это было необъяснимо, потому что даже Ратосфен старался не касаться этой темы в наших доверительных и очень познавательных беседах. «Всё объяснится со временем!» — говорил он мне. Я улыбалась, но почему-то его слова заронили лёгкую тревогу. Я чувствовала, что скоро всё изменится, и свержения Хатшепсут ждала с большим нетерпением и волнением, чем сам Тутмос. И опять Ка не обманул меня!

Когда Нил вернулся в свои берега, к Тутмосу примчался гонец на почти загнанном коне, спешился и рухнул в ноги царевичу.

—О Царь Царей! Твой народ просит тебя о милости и защите! Хатшепсут возвращается в столицу!

Тутмос посмотрел на меня и приказал накормить гонца. После того, как утомлённый бешеной скачкой юноша немного перевёл дыхание и утолил голод, мы перешли в зал аудиенций.

—Говори! — в нетерпении воскликнул царевич.

—Хатшепсут возвращается в город. Не знаю, что произошло, но она в бешенстве. Царица может всех оставшихся горожан отправить в каменоломни!

—Когда она будет в городе? — спросил Ратосфен.

—Через три дня.

—Боюсь, её ожидает ещё большее поражение, — проговорил Рехмира, только что присоединившийся к нам.

Мы поздоровались с ним и обратили взгляды на царевича.

—Ну что же? — торопил его Ратосфен.

—Пусть будет так, как я сказал! — торжественно ответил Тутмос. — Правление Хатшепсут подходит к концу.

Рехмира и прибывший гонец упали ему в ноги, а мы ликовали, радовались за царевича, но… По-человечески жаль было Хатшепсут. Из книг по истории Египта я помнила, что она не выдержит этого испытания. Но мой царственный друг обретал долгожданную свободу, и я была рада этому.

Гонец не ошибся в своих предположениях — через три дня Хатшепсут вошла в столицу. Люди закрыли дома и сбегались на площадь, чтобы стать свидетелями того, что должно было свершиться.

Царевич в парадном одеянии фараона твёрдыми шагами вышел на площадь. Слегка встревоженная Траэс и Мартин остались во дворце, но им всё было прекрасно видно. Я, Ратосфен, Трилах, верховный жрец Менхеперра-сенеб и Рехмира затерялись в толпе, стараясь держаться рядом с Тутмосом, если ему вдруг понадобится наша помощь.

Несколько минут на площади царила напряжённая звенящая тишина, и вот в этой тишине раздался сначала едва слышный, потом громоподобный стук копыт. Хатшепсут ехала впереди, бросив повод на шею лошади, Когда царица проезжала, толпа постепенно сжимала кольцо. Она наверняка думала о том, как бы поскорее доехать до дворца и отдохнуть. Раздражение её выветрилось скачкой, и теперь в глазах царицы была видна тоска, нечеловеческая усталость и почти отчаяние. Пока она подъезжала к середине площади, где её ожидал Тутмос, я успела хорошо рассмотреть Хатшепсут. Чёрные густые прямые волосы, красивое, но слишком мужественное лицо… Она была в головном уборе фараона, в одной руке держала символ власти, и одета в мужскую одежду. Хатшепсут настолько сжилась со своей странной ролью, что стала похожа на мужчину! Этот образ дополняла приклеенная бородка.

Тутмос спокойно стоял у неё на пути, повернувшись спиной к заходящему солнцу, и наблюдал за царицей. Я не могла угадать, о чём он думал в эту минуту, глядя на Хатшепсут. Когда лошадь поравнялась с ним, царевич остановил её, завладев свободно болтающимся поводом.

Хатшепсут вздрогнула, выпрямилась в седле и, увидев Тутмоса, немного расслабилась.

—Я приветствую тебя, о царица, — медленно и почти равнодушно проговорил царевич.

—Пусть Солнце улыбается тебе, и пусть мир будет в доме твоём! — машинально ответила Хатшепсут и только теперь заметила гневные взгляды из толпы.

—Что значит столь необычное приветствие? — встревоженно спросила она. — Вы пришли выразить поддержку и признание вашей Царице? Что ж, я благодарю всех за такую почтительность.

Хатшепсут было явно не по себе. Тутмос молча смотрел на неё, и над площадью вновь повисла звенящая гулкая тишина.

Царица хотела было тронуть свою лошадь, но царевич крепко держал повод. Непонимание и тревога отразились на её лице.

—Отпусти мою лошадь! — приказала Хатшепсут. — Что здесь происходит?!

По знаку Тутмоса люди подошли ещё ближе, и только тогда он выпустил повод из рук.

—Теперь это моя лошадь, — ровным невозмутимым тоном сказал царевич.

—Что? — вскипела царица. — Ты ведь прекрасно знаешь, что за каждую твою провинность в каменоломни отправляются новые партии рабов! Я думала, ты желаешь добра своему народу!

—Да, это так.

Его спокойствие окончательно разозлило Хатшепсут. Она спрыгнула с лошади.

—Что всё это значит?!

—Твоё время прошло, о царица!

Хатшепсут побледнела и растерянно оглядывалась по сторонам.

—Если это шутка, — сказала она, — то совсем неудачная…

—К твоему сожалению, это не шутка, — жёстко, но по-прежнему ровно произнёс Тутмос.

—Объясни же мне, что здесь происходит?! — уже не скрывая испуга, спросила царица.

Царевич отдал лошадь Трилаху и медленно подошёл к царице почти вплотную. Непримиримое противостояние, которое сделало их врагами, теперь ощущалось так, как никогда раньше.

—Если ты хочешь что-то сказать, — проговорила Хатшепсут, — то можешь сказать это прямо сейчас, прежде чем я отправлю всех этих рабов (она обвела толпу взглядом тигрицы) в каменоломни. Там давно уже не хватает рабочей силы.

Она старалась взять себя в руки, но это плохо у неё получалось.

—Ты так ничего и не поняла, — грустно улыбнулся Тутмос.

«Почему он тянет время?» — вдруг подумала я. Ратосфен понял меня и показал глазами сначала на солнце, потом на медленно передвигавшуюся тень. И только тогда мне стал ясен замысел царевича.

—Ты так ничего и не поняла, — повторил он. — Ну что же, я и не смел надеяться на это.

—О чём ты говоришь?! — закричала Хатшепсут, потеряв остатки спокойствия. Губы её дрожали.

—Ты больше не царица Египта.

Немая ярость полыхала в глазах этой усталой и испуганной женщины.

—Ты не знаешь, что говоришь, дерзкий мальчишка! Ты осмеливаешься возражать мне, великой царице Хатшепсут?! Ты разозлил меня, и ты дорого за это заплатишь!..

—Хватит! — вдруг резко крикнул царевич. — Пора прекратить этот нелепый маскарад!

И в этот момент случилось то, чего так ждал мой друг! Солнце оказалось прямо за спиной царевича. Тутмос вскинул руки, призывая Силу, и вокруг его головы показалось яркое радужное свечение. Потрясённые люди с криками опустилась на колени перед «ожившим божеством», как уже шептали о Тутмосе в толпе.

—Сегодня ночью сам Великий Осирис, отец всех богов, спустился ко мне и беседовал со мною. Он объявил свою волю. С этого дня я являюсь фараоном Египта! Ты не жена мне более! Ты уже не царица!..

Тутмос протянул руку и сорвал с Хатшепсут мужские одежды, головной убор фараона и бороду, а также забрал символ власти, торжествующе подняв его над головой. Солнце вспыхнуло факелом на золотом шаре, и тишина снова разорвалась криком тысяч людей.

И вдруг Хатшепсут, великая царица Хатшепсут, тоже медленно опустилась на колени. Снова стало тихо, очень тихо.

Невольно слёзы навернулись мне на глаза. Очень захотелось, чтобы это вынужденное унижение свергнутой царицы поскорее закончилось. И в ту же секунду я заметила ожившее мерцание Перстня Осириса! Ратосфен уловил мой испуганно-вопросительный взгляд, и в глазах его отразилось недоумение и, может быть, даже досада. «Как не вовремя! — словно посетовал он и показал на Тутмоса. — Ты нужна ему сейчас!»

Но через минуту Перстень Осириса погас, и я сразу успокоила Мудрейшего улыбкой.

Больше всего мне не хотелось покидать Египет сейчас, когда Тутмос наконец добился законной власти. Он старался держать меня в поле зрения, изредка поглядывая в глаза, словно спрашивая: «Как ты?» Казалось, молодой фараон видел, что я очень волновалась, хотел помочь мне этими робкими взглядами.

Но что же Хатшепсут?

Она несколько минут лежала в пыли перед фараоном, после чего поднялась на ноги и, не пряча слёз, покорно-безразличным тоном спросила:

—Каков твой окончательный приговор, о Царь Царей?

Тутмос, сердце которого дрогнуло при виде склонившейся перед ним Хатшепсут, проговорил:

—Я дарую тебе свободу. Ты вольна делать всё, что хочешь. Я дам тебе коня, одежду, воду и пищу, но в Египте тебе больше не место. Ты можешь взять с собой охрану… Если, конечно, кто-то захочет разделить с тобой твоё изгнание…

И тут случилось непредвиденное. Из толпы, расталкивая людей, вышел… Рафет. Свергнутая царица подняла на него удивлённый взгляд.

—Ты тоже пришёл посмеяться надо мной, Рафет? — холодно спросила Хатшепсут.

—О нет, царица! Нет, — неожиданно мягко проговорил главарь «цепных псов». — Ты не права. Новый фараон предложил тебе взять с собой человека, который захочет разделить твою беду. Этот человек — я. Ты вольна убить меня, ты можешь отказаться от меня, но я пойду с тобой, о царица. И ты знаешь, почему!

—Да, знаю, — тихо сказала смирившаяся Хатшепсут. — Ты можешь идти со мной…

—Проводи их во дворец! — сказал Тутмос Трилаху. — Вечером они должны покинуть столицу!

Брат Траэс почтительно склонил голову, пропуская вперёд гордо выпрямившуюся царицу и Рафета, который шёл рядом, не глядя на толпу. Когда они удалились, Тутмос обратился к народу:

—Я благодарен вам, египтяне! Вы очень помогли мне сегодня! Хатшепсут больше не страшна вам. Я прикажу стереть любое упоминание о ней на стенах всех храмов и стелах, которые она воздвигла за двадцать лет своего правления.

Эти слова были встречены радостными криками.

—Идёмте, Мудрейший! — попросила я, чувствуя, как кружится голова от пережитого волнения.

Ратосфен положил руку мне на плечо, успокаивая, и улыбнулся. Тутмос догнал нас через минуту, и мы вместе вернулись во дворец.

Траэс, побледневшая и радостная, встретила нас, обняла фараона, потом отступила назад в смущении.

—Для вас я остался таким же, каким и был раньше. Не хочу, чтобы то, что произошло сегодня, разделило нас, — сказал он, предупреждая возможное недопонимание. — Вы так много сделали для меня! И сегодня я счастлив…

«Оттого, что ты была рядом со мной!» — договорили его глаза то, что Тутмос не сказал вслух.

—Хатшепсут хочет увидеть тебя перед отъездом, — сказал Трилах, неслышно подходя к нам.

—Хорошо.

Я вздохнула, вспомнив, как мне сегодня было неловко. Фараон тут же встал рядом.

Через минуту в зал вошла Хатшепсут в сопровождении Рафета. Она держалась спокойно, но прежней властной царицы уже не было — я увидела только уставшую, смирившуюся, но гордую женщину.

—Я готова навсегда покинуть Египет, — сказала она. — Но перед тем, как уехать, я хотела бы сказать несколько слов, Тутмос.

Мы молча смотрели на неё, а Хатшепсут — на нас.

—Ты можешь без стеснения говорить при этих людях, — промолвил фараон.

—Хорошо. Как видишь, я тоже знаю, что значит верность, дружба и благодарность. Рафет, который был рядом со мной с первого года моего правления, научился понимать меня так, как никто другой. Но я хотела сказать не об этом.

Она прикрыла глаза и вздохнула, собираясь с мыслями.

—То, что произошло сегодня, за мгновение изменило всю мою жизнь, но помогло понять, что ты сможешь справиться с любыми трудностями. Ты научился очень многому. И многому научил меня.

Брови Тутмоса поползли вверх — он явно не ожидал таких слов.

—Тебе двадцать пять лет. Ты молодой, сильный и умный. Я же всегда была слишком резкой в суждениях и поступках. Ты прав — я никогда не думала о людях, хотя всегда хотела править справедливо. Я совершила массу ошибок. Я понимаю это и раскаиваюсь…

Хатшепсут подошла к Ратосфену, который стоял неподвижно, как статуя, и немигающим взглядом смотрел на неё.

—Я хочу попросить у Вас прощения, Мудрейший жрец Храма Книги. Благодаря Вашим словам я оказалась более подготовлена к тому, что случилось сегодня. Вы знаете, о чём я говорю, не так ли?

Ратосфен чуть наклонил голову, а царица (всё же мне было трудно называть её как-то иначе!) направилась к Траэс и Мартину.

—Мир и Любовь вам! Траэс, сможешь ли ты забыть обидные слова, которые я говорила тебе в минуты гнева?

—Смогу, — искренне ответила подруга. — Я забыла их и простила тебя.

Хатшепсут поблагодарила её улыбкой и подошла к нам.

—Ты из другой земли, — проговорила она, обращаясь ко мне. — О, как я ревновала, когда впервые увидела тебя рядом с моим мужем! Он был тогда совсем ещё мальчишкой, в его глазах светилась такая Любовь, что я быстро поняла — ты навсегда заняла его сердце.

Она погладила Тутмоса по щеке, и он не отстранился от её неожиданной ласки.

Снова вздохнув, Хатшепсут продолжала, глядя на меня:

—Потом ты призналась, что любишь Тутмоса, и я увидела, как он счастлив! Я угрожала тебе, но не от злости, а от отчаяния… Теперь я понимаю, что была неправа. Я была настолько слепа, что не видела собственного счастья. Настоящая, истинная Любовь настолько прочна, что её ничто не может разрушить. Я желаю вам счастья и прошу простить меня за всё, что я сделала! Я не хочу, чтобы вы ненавидели меня. Это единственное, о чём я прошу вас.

—Мы прощаем тебя, Хатшепсут! — медленно сказал Тутмос.

—Благодарю тебя, о Царь Царей!

Она отвернулась и вышла, не произнеся более ни слова. Мы молчали, пока два всадника не промчались мимо дворца, направляя своих сытых и сильных коней в пустыню.

—Что ж, — проговорил наконец Мудрейший. — Я рад, что Хатшепсут нашла в себе силы просить прощения. Благородство, воспитание и, признаться, неожиданная поддержка Рафета — вот что подняло её в моих глазах. Она мудрая женщина. Должен признать её силу!

Вечером пришёл Рехмира, чтобы выразить благодарность всего народа. О Хатшепсут не было сказано ни слова. После короткой беседы с молодым фараоном, когда стало прохладнее, мы отправились в пустыню кататься на лошадях.

Я, как обычно, поехала на Песне Ветра. Мы успели подружиться с ней. Красавица прекрасно понимала меня, иногда даже угадывая то, что я хочу. Траэс держалась рядом, порой стараясь добиваться послушания Бархана, который всё же не забывал о том, что он — жеребец.

Тутмос ехал чуть поодаль, беседуя с Ратосфеном и задумчиво наблюдая за мной. Мудрейший казался печальным, изредка бросая тревожный взгляд на Перстень Осириса. И, как выяснилось, тревога его была не случайной.

Наконец Тутмос подъехал ко мне и крепко сжал мою ладонь.

—Я хочу поблагодарить тебя за то, что ты поверила в меня, Ирина.

Его торжественный и чуть печальный голос удивил меня.

—Благодаря тебе я стал тем, кто я есть. И что бы теперь ни случилось, этого уже не изменить. Кто знает, как сложилась бы моя жизнь, если бы Коридор Времени открылся бы не в Египте, а в какой-нибудь другой стране. Мы стали друзьями, и я очень ценю это. Только что Мудрейший сказал, что для меня наступают тяжёлые времена. Я готов к этому. Я выдержу любые испытания, лишь бы ты не забывала меня.

—О чём ты говоришь?! — воскликнула я.

—Я никогда не забуду тебя.

—Что заставило думать тебя об этом?!

—Близится разлука, Ирина.

Эта фраза словно оглушила меня и заставила посмотреть в большие тёмные глаза фараона. Я остановила Песню Ветра и спрыгнула на песок. То же самое сделал и Тутмос.

—Так сказал Мудрейший, — проговорил Тутмос и обнял меня.

Я чувствовала, что он расстроен, и только гордость помогала ему не показывать этого кому-либо, кроме меня.

—Я не забуду тебя, — тихо сказала я с грустной улыбкой.

—Я тоже. Я хочу, чтобы ты знала — ты нашла свой дом в моём сердце!

Он вздохнул.

—Коридор Времени откроется через несколько минут, — сказал Ратосфен. — Посмотри!

Перстень Осириса полыхал гранатовым огнём.

—Я не хочу оставлять вас! — вырвалось у меня, когда я оглядела всех моих друзей.

—Милая, любимая моя, родная! — шептал фараон, не выпуская меня из крепких нежных объятий. И только сейчас я смогла понять, КАК любила Тутмоса! Никто раньше не относился ко мне так трепетно и чутко.

—Смотрите! — воскликнула Траэс, когда он отпустил меня.

В ложбине между двумя барханами появился серебристый туман, постепенно открывая Коридор Времени.

Перстень Осириса и Кольцо Изиды на руке Траэс горели ярким сильным красивым пламенем. Мне было нелегко, но я хотела надеяться на то, что когда-нибудь снова увижу всех моих друзей… и Тутмоса!

Мудрейший за всё это время не произнёс ни слова.

—Что же вы молчите, Учитель?! — воскликнула я. — Когда мы снова увидимся?

Ратосфен грустно улыбнулся и привлёк меня к себе.

—Не знаю, моя девочка. Не знаю.

В этот момент Коридор Времени окончательно открылся, и меня стало словно тянуть в бесконечность, скрывающуюся за ним.

—Я не могу сказать тебе этого, Ирина…

Тутмос вопросительно посмотрел на Мудрейшего и, словно получив молчаливое согласие, сказал:

—Сила говорит, что Коридор Времени больше не откроется в Египте. Я люблю тебя. Не забывай меня и прости!

Я нашла в себе силы улыбнуться, обняла Траэс, Ратосфена и Тутмоса, погладила бархатный нос Песни Ветра и… вошла в Коридор Времени! Было очень трудно оттого, что мы больше не увидимся, но хотелось надеяться, что это не совсем так.

На этот раз я физически почувствовала, как сжимается Время. Голова закружилась, стало очень темно, потом вокруг замерцали звёзды, а сознание погасло...

Придя в себя, я не сразу поняла, что нахожусь дома. В руках была раскрытая книга по истории Египта, и фараон Тутмос смотрел на меня с иллюстрации чуть грустно и задумчиво. Вздрогнув, я закрыла книгу — и вдруг обратила внимание на то, что Перстень Осириса исчез!

Единственная связь с моими друзьями была потеряна. Осознав это, я тихо заплакала. Жизнь постепенно возвращалась в своё русло.

***

Прошло больше трёх лет с того времени, как я вернулась в свой мир, в Петербург. Родной город, родные люди окружали меня. Рядом не было только одного человека — фараона Тутмоса. Тот, кого я считала своим будущим мужем, стал чужим — он не мог понять меня, даже если и хотел. Я поняла, что ошибалась, приняв его за мою "половинку", поняла, что не тот он, не тот! Своим отказом я даже не обидела его, наоборот, он вздохнул столь выразительно, что мне всё стало ясно. Мы, пожалуй, даже остались друзьями, и уже дружеское общение помогло заглушить острую тоску. Я боялась признаться себе в том, что любила Тутмоса, любила так, как никогда и никого в жизни. Случившееся потрясло меня, но я выдержала. Выдержала потому, что знала — Ратосфен был прав. Потому что верная Траэс находилась рядом со мной, когда... Хотя — не стоит вновь бередить воспоминания...

Но интересно другое — мне казалось, что ОН всегда рядом. Нет, я не боялась сойти с ума, я просто принимала ЕГО помощь и мысленно благодарила, зная, что нет ничего невозможного. И оказалось, что это действительно так. Однажды я шла по городу в привычной толчее людей, как вдруг что-то заставило меня резко остановиться. И в это мгновение меня задел плечом молодой человек. Я подняла на него глаза, собираясь возмутиться, но слова застряли у меня в горле, а Время словно остановилось.

—Прости, — сказал он, почему-то сразу обратившись ко мне на "ты".

И вместо ответа я только улыбнулась, не отрывая взгляда от его лица.

—Можно тебя спросить? — задумчиво произнёс юноша.

—Можно.

—Мы нигде раньше не встречались?..

—Возможно, — ответила я. — Возможно...

И только тогда меня словно ударила молния — вот ОН, вот твоя половина! Не напоминает ли он тебе кого-нибудь?!

—Тебе никто раньше не говорил, что ты похож на египетского фараона Тутмоса III? — задала я вопрос, который в первый момент показался очень глупым.

К счастью, мой собеседник обладал прекрасным чувством юмора и тут же ответил:

—Не знаю, как насчёт Тутмоса, но мой прадед был как две капли воды похож на Рамзеса IV!

Я рассмеялась. Мы обменялись телефонами, и на следующий вечер он назначил мне свидание... Когда я положила трубку, то впервые после случившегося почувствовала себя счастливой!

А потом... Потом пришло осознание. Максим сказал "Прости!". Это было его первое слово — и в то же время последнее, которое сказал Тутмос. Эта мысль не давала мне покоя. И то, о чём мы говорили на свидании, медленно прогуливаясь по Дворцовой набережной, взявшись за руки, будто мы знали друг друга уже много лет, только подтвердило мои догадки.

Максим тоже интересовался историей Египта, сам был там несколько раз, и я невольно поддалась его обаянию и интересному рассказу. Он показал множество фотографий, но одну я запомнила навсегда. Максим прекрасно фотографировал пейзажи, причудливые сочетания света и тени производили необыкновенное впечатление. Но вот та фотография, о которой он рассказал мне в самом конце, была очень знакома мне. Это было Зажжение Факела Пирамиды!!!

Заходящее солнце, веер лучей из-за горизонта, на вершине пирамиды застыл мерцающий жидким золотом шар, и я знала, что произойдёт в следующую секунду.

—Да, это было потрясающее зрелище! — прошептала я, вспомнив первый раз, когда мне посчастливилось видеть это явление.

Максим вопросительно посмотрел на меня, не скрывая изумления.

—Ты тоже видела это?

—Да, видела. Но тогда мне просто снился сон. Долгий счастливый сон с печальным концом.

Максим почувствовал моё замешательство и, нежно взяв меня за руку, как когда-то это делал Тутмос, проговорил, глядя мне в глаза:

—Расскажи.

И я рассказала ему всю историю Коридора Времени — от начала и до конца, хотя дала себе слово никогда никому этого не рассказывать. Максим слушал молча, не отводя внимательного взгляда от моего лица. Он ни разу не перебил меня, но когда я стала говорить о том, чему стала свидетелем во время своего последнего пребывания в Египте и не смогла сдержать нежданных слёз, Максим понял, что это был не сон. Он стал легонько целовать мои глаза, щёки, уголки губ, и я постепенно успокоилась, робко обняла, благодаря.

—Знаешь, что я об этом думаю? — спросил мой друг, когда я успокоилась и пришла в себя.

—Что?

—Ты должна написать об этом! — сказал Максим совершенно серьёзным тоном.

—???

—Ты должна написать книгу!

Я едва смогла дышать от изумления, вспомнив то, что показал мне Ратосфен во время той памятной беседы в Зале Знания.

—А почему бы и нет? — улыбнулась я…

Заключение

Через два года после нашей свадьбы с Максимом вышла книга, которую вы сейчас держите в руках. Мы отметили это важное для меня событие дома, после чего решили пойти в мой любимый парк, навестить Кейтлин и немного прогуляться. Максим с моими родителями и несколькими гостями прошёл вперёд, а я с подругой отстала, наблюдая за молодыми людьми, которые катались в лодке.

Надя первая обратила внимание, что небо потемнело, солнце на мгновение спряталось за тучи, но в следующую же секунду стало светлее, и чёткая полоса тумана образовалась над берегом пруда. Надя, недоверчиво улыбаясь, наблюдала за этим. Потом в центре показалась небольшая воронка, которая постепенно втянула в себя туман, чтобы в последний раз открыть Коридор Времени.

—Это и есть то, о чём ты писала? — подруга перестала улыбаться и в изумлении смотрела на необыкновенное для неё явление, которое для меня было знакомым и привычным.

—Да.

Наконец Коридор Времени открылся, и на траву вышел… Тутмос! Для меня это было счастливым потрясением. Он был такой же красивый, сильный и спокойный. Казалось, что фараон прибыл из того времени, когда вельможа Рехмира предложил ему устроить бунт против Хатшепсут.

—Здравствуй, — улыбаясь, сказал Тутмос.

—Здравствуй, — ответила я, когда вновь обрела дар речи.

Коридор Времени не исчезал, и я поняла, что это свидание будет коротким. Я не могла поверить, но Тутмос всё ещё улыбался. Он протянул мне руки, я робко подошла. Фараон крепко обнял меня, чтобы я окончательно поняла, что всё это — реальность. Чудесная реальность, а не сон. И правда, сильные нежные объятия не были похожи на объятия приведения.

—Как ты? — спросил Тутмос.

—Хорошо. Всё хорошо. Как все?

—Ратосфен по-прежнему учится у Силы, совершенствует свои Знания, делится с нами. Нао стал его любимым учеником. Траэс ждёт второго малыша. Мартин ни на шаг не отходит от неё. А я… Мне не хватает тебя.

И в этот момент я услышала за спиной спокойный голос Максима:

—Привет, милая. Кто это?

Рука Тутмоса вздрогнула на моём плече. Я обернулась.

—Привет. Это фараон Тутмос.

Максим несколько секунд оценивал ситуацию, потом улыбнулся и сказал:

—А ведь он и правда похож на меня. Значит, это было на самом деле?

—Да, — кивнул ему Тутмос.

—Хорошо. Я пойду к гостям. Только смотри, не забери с собой мою жену!

Фараон радостно посмотрел на меня.

—Это твой муж?

—Да, — ответила я. — И он очень похож на тебя!

Он засмеялся.

—Нет, в таком случае я не заберу тебя в Египет. Но когда-нибудь ты навестишь меня там?

—Да, если Коридор Времени будет действовать.

—Почему он может не действовать? — удивился Тутмос.

—Я потеряла Перстень Осириса, — прошептала я чуть слышно.

—Я знаю. Я нашёл его на том месте, где последний раз закрылся Коридор Времени.

Я улыбнулась, увидев Перстень Осириса на его руке. Тоска, которая обрушилась на меня после последнего возвращения, теперь показалась страшным сном.

—Я хочу сказать тебе, — прошептал он.

—Что?

—Я любил тебя. Я рад, что ты счастлива. Я люблю тебя, и ты навсегда осталась в моём сердце. Пусть твой муж простит меня за это.

Слёзы радости стояли в моих глазах. Перстень Осириса стал гореть ровнее, и я поняла, что осталось несколько секунд.

—Я тоже любила тебя, Тутмос.

Он приник губами к моей руке.

—Я ещё увижу тебя? — спросил фараон.

—Возможно.

—Тогда — до встречи, — улыбнулся он и вошёл в Коридор Времени, который уже начинал затягиваться.

—До встречи, — повторила я. — Постой, я хочу передать Ратосфену вот что…

Быстро найдя в сумке книги, я отдала Тутмосу несколько экземпляров.

—Скажи ему, пусть эти книги хранятся в Зале Знания!

—Хорошо. До встречи!

Коридор Времени закрылся спустя несколько секунд, и о нём напоминало только едва заметное дрожание воздуха.

—Так значит, это был не сон?! — воскликнула потрясённая подруга.

—Да, Надя. И ты сейчас убедилась в этом. Где Максим?

—Они пошли к аттракционам.

—Только не рассказывай никому о том, что увидела только что, — попросила я подругу.

Максим ждал меня, прислонившись спиной к дереву.

—Привет! — окликнула я его. — Что ты об этом думаешь?

—Это удивительно! Ведь фараон — мой двойник!!!

—Да. Наверное, поэтому я спросила тебя, не говорили ли тебе о том, что ты похож на фараона Тутмоса.

—И всё-таки это был не сон, — задумчиво проговорил Максим. — Ладно. Пора по домам. Идём?

—Идём!

И, взявшись за руки, мы не торопясь направились к выходу из парка.

______

Так что, господа учёные мужи нашего мира, не удивляйтесь, если при очередных раскопках вы когда-нибудь обнаружите в руинах древнего храма эту книгу, которую только что прочитали…

Не пытайтесь объяснить это себе. ВЕДЬ ЧУДО МОЖНО ТОЛЬКО ПРИНЯТЬ — ПРИНЯТЬ СЕРДЦЕМ!

4.10.03