Иногда коснётся тебя волна какого-то запаха — духов, свежескошенной травы, лесной земляники, столь редкой нынче, или ещё чего-то, и тебя уже нет там, где ты есть… Ты погрузился туда, где впервые вдохнул его, и он остался с тобой. Он живёт в глубинах твоего Мира и имеет над тобой непостижимую власть.

У каждого этот аромат свой.

— Хочу учиться на скрипке! — объявила родителям Нинита.

Папа с мамой удивлённо переглянулись: в роду музыкантов не было.

— А почему на скрипке? — спросил папа. — Может, на чём-нибудь другом?

— Не знаю; хочу на ней.

— Поздновато в девять лет начинать, — с сомнением сказал папа.

— Ну не все же, как Моцарт, — вступилась мама.

— Ладно, — сдался папа, — завтра зайду узнать, как и что.

Папина поликлиника была близко от музыкальной школы, и зайти было легко.

— Там вступительный экзамен, — сообщил на другой день папа, — через две недели.

— А сдавать что? — спросила мама.

— Надо спеть песню, — папа опять с сомнением посмотрел на Ниниту, — и ещё какие-то музыкальные задания, без подготовки. Песню выбирай сама, по радио каждый день поют. Сможешь?

— Смогу, — заверила Нинита.

— Я отведу её на экзамен! — с воодушевлением воскликнула гостившая у них бабушка.

За большим столом в кабинете директора сидели две женщины и высокий, худой, очень смуглый мужчина.

— На каком инструменте ты хочешь учиться? — спросила Ниниту женщина, сидевшая слева.

— На скрипке! — храбро ответила Нинита.

— Значит, к Вам, Иоганн Иоганнович, — женщина повернулась к смуглому мужчине.

— Да, — ответил Иоганн Иоганнович хрипловатым низким голосом.

— Ну, спой нам что-нибудь, — сказала вторая женщина.

Вспоминая через много лет этот экзамен, первый в её жизни, она сама себе удивлялась и думала: «Почему нужно было выбрать пионерскую песню? Спела бы лучше про берёзу, которая «во поле стояла», или колыбельную, которую мама пела…»

— Достаточно! — поспешно сказала женщина после первого куплета, встала, подошла к фортепиано в углу и подозвала туда Ниниту. — Слушай внимательно, — и она косточками пальцев простучала на крышке инструмента какой-то ритм. — Повтори.

Нинита тоже согнула пальцы и простучала.

— Не совсем так; послушай ещё раз, — и она простучала по-другому.

Нинита повторила, на этот раз правильно.

— А теперь повтори то, что я спою, — и она спела коротенькую мелодию. Нинита повторила.

— Ну хорошо, — сказала первая женщина, — посиди в концертном зале. Мы всех прослушаем, а потом скажем, кто принят.

Поступающих было немного, и вскоре председательница комиссии вошла в зал. Бабушка волновалась, а Нинита нет, и, когда её назвали в списке принятых, она обрадовалась, но нисколько не удивилась.

Зато удивился папа.

— Приняли? — воскликнул он, увидев довольную Ниниту и сияющую бабушку, — С таким-то слухом? Повезло тебе!

Нинита только улыбнулась: иначе и быть не могло.

На первый урок её отвела мама: бабушка уже уехала.

— Сначала будешь учиться на «половинке», — Иоганн Иоганнович протянул Нините маленькую скрипочку, — она тебе как раз по руке.

Как интересно сделана скрипка! Иоганн Иоганнович стал показывать, и Нинита, затаив дыхание, слушала необыкновенные слова: гриф, колкѝ, обечайки… Ей представились две чайки, летящие рядом над широкой красивой рекой с гранитными берегами, в прекрасном далёком городе, куда она ездила с мамой.

Иоганн Иоганнович обернулся к столу, взял из футляра большую, красиво отблёскивающую тёмным лаком скрипку.

— Послушай, — сказал он и сыграл мелодию, такую же красивую, как его скрипка. Она пела человеческим голосом, и от этих звуков что-то запело и завибрировало у Ниниты в самом сердце!

— Теперь возьми свою, вот так, — и он показал, как держат скрипку, — а смычок так, и проведи смычком по струнам.

Нинитина скрипочка издала тихий сиплый звук.

— Так некрасиво звучит, потому что смычок не натёрт канифолью, — сказал учитель и вынул из ящика стола круглую чёрную коробочку. — Понюхай, —  предложил он и чуть-чуть улыбнулся.

Нинита взяла коробочку, заглянула в неё (там лежал как будто круглый кусочек янтаря) и осторожно понюхала. Какой запах!.. Совсем не похож на мамин «Серебристый ландыш». Этот — необыкновенный, он похож… Она не могла бы сказать, чем пахнет канифоль, но ей хотелось нюхать ещё и ещё…

— Ну, хорошо, — Иоганн Иоганнович опять слегка улыбнулся, — на этот раз достаточно. Следующий урок в среду.

— Сшейте чехол на скрипку, — сказал он маме, ждавшей Ниниту в коридоре, — из ткани поплотнее, и подушечку на ключицу, а подбородник я тоже дам, — учитель объяснил, как их шить. Мама только молча вздохнула.

И началась интересная жизнь. Учиться на скрипке — совсем не то, что учиться в обычной школе. Чернила в чернильнице-непроливайке пахнут обыденно и скучно. А канифоль!.. Каждый раз, принимаясь дома за гаммы или упражнения, Нинита сначала открывала коробочку с канифолью, нюхала её, а потом уже натирала смычок. Она разучивала с увлечением даже гаммы и совсем не ленилась: учиться играть трудно, зато интересно! Побегав немножко с ребятами во дворе, она спешила домой. Ребята кричали ей:

—Ты куда так рано?

А она гордо отвечала:

— На скрипке играть!

Бывало, пальцы не слушались её, и папа с его абсолютным слухом морщился и даже сердился. А вот Иоганн Иоганнович никогда не сердился, даже когда она по пути на урок отморозила мизинец и совсем не чувствовала его. Он только спросил:

— Ты что так плохо играешь сегодня?

Почему она не сказала о пальце, она и сама не знала.

Разучивать маленькие пьески намного интереснее, чем гаммы и этюды. Ей нравились названия: «Ты пойди, моя коровушка, домой» или «Во поле берёза стояла». Получалось у неё неплохо, и однажды учитель сказал:

— Выступишь в кинотеатре перед сеансом, сыграешь «Коровушку».

— Вдруг она сфальшивит, — заволновалась мама, — слух-то у неё слабоват…

— Слух у неё пока не развит; он внутренний, — успокоил Иоганн Иоганнович, — постепенно разовьётся.

И Нинита, совсем не волнуясь, сыграла «Коровушку» с маленькой сцены в фойе кинотеатра. В одном месте она слегка сбилась, но тут же поправилась. Никто ничего не заметил, и ей похлопали.

Музыкальная школа была далеко, и вечерами Ниниту провожала мама. Они спускались с крутой, скользкой горки к маленькой долине у речки со смешным названием и подходили к школе. Она была в одноэтажном деревянном доме, но Нините представлялась сказочным дворцом, где на балу играет оркестр. Уроки, концерты, в конце года экзамен… Нинита сыграла хорошо и знала, что её пятёрка — заслуженная. На каникулах тоже надо заниматься, иначе всё забудешь, и пальцы отвыкнут.

Осенью она стала ходить на уроки сама. На подушечках пальцев левой руки у неё образовались маленькие круглые мозоли от струн, и она даже гордилась ими.

Иоганн Иоганнович учил её настраивать скрипку. Колки крутить трудно: они так плотно сидят в своих отверстиях, что вращать не хватает сил. А учитель так легко поворачивает их своими тонкими смуглыми пальцами! Зато сурдинку ставить легко, и тогда её скрипочка играет почти шёпотом. Из «половинки» Нинита выросла и взамен получила скрипку «три четверти». Это было уже гораздо солиднее!

Учеников у Иоганна Иоганновича осталось всего двое: Нинита и Миша Шестов. Зима стояла морозная; обоим до школы было далеко, а от учителя — близко, и ему разрешили заниматься с ними у себя дома. Дверь квартиры открывала приветливая жена Иоганна Иоганновича и вела Ниниту в кабинет. Чего там только не было! Всюду папки с нотами, на пюпитре у окна раскрытый концерт Ридинга. Футляр со скрипкой, на которой играет учитель, открыт, а рядом другая скрипка в закрытом футляре. Вот маленькая белая флейта, а вот непонятная машинка и возле неё в пакетиках свёрнутые спиралькой струны… Но интереснее всего раскрашенный глиняный бюст Иоганна Иоганновича, очень похожий. На стене картина: по зелёной долине, у маленького городка с белыми домиками, между огромных гранитных валунов вьётся, бурлит узкая речка. Вдалеке горы со снежными шапками — отроги Тянь-Шаня. Учитель сам написал картину и бюст сам сделал! Он ведь ещё и художник, и скульптор. А воздух в комнате тёплый и насыщен запахами старых, пожелтевших нот, сухого дерева. Немножко пахнет масляными красками и, конечно, канифолью! Пока скрипка отогревалась после улицы, Нинита с удовольствием вдыхала эти запахи, и урок начинался.

— Ты знаешь, кто такой Вильгельм Телль? — в начале третьего класса спросил Иоганн Иоганнович.

— Знаю, — ответила Нинита, — мама рассказывала.

— Про него есть опера, там швейцарцы поют хором. Хор переложен для скрипки; будешь его разучивать.

— Мама, — воскликнула Нинита, влетев домой. — Иоганн Иоганнович дал мне разучивать «Хор швейцаров!» Очень красивый!

Мама на секунду застыла с тарелкой в руках, а потом рассмеялась:

— Швейцары поют хором? Интересно было бы послушать… Швейцарцев, наверное?

— Ну да, швейцарцев! — не смутилась Нинита.

Разучивать хор интересно, хоть и трудно. Надо стараться, ведь скоро концерт, надо сыграть хорошо!

Шёл зачётный концерт. Миша уже сыграл, а Ниниту всё не вызывали. Волнение подползало к ней, и тут прозвучала её фамилия и название пьесы. Взойдя на маленькую сцену, она вдруг успокоилась. Положила скрипку на ключицу, уверенно подняла смычок… Она сама чувствовала — получается!

Доиграв, она глянула в зал и поразилась улыбке на лице Варвары Ефремовны, учительницы сольфеджио. В сольфеджио Нинита была слабовата, и Варвара Ефремовна её не жаловала.

— Ты делаешь успехи, молодец! — сказал Иоганн Иоганнович. — Осенью начнёшь учиться играть «вибрато». Это особое движение кисти на грифе, оно и позволяет скрипке красиво петь. Ну а летом повторяй и «Хор», и всё, что ты выучила за последнее время.

Лето было на исходе.

«Скорее бы уроки начались, — думала Нинита, занимаясь дома, — хочу научиться «вибрато», пусть моя скрипочка тоже поёт!» Она уже как будто слышала глубокое и звучное пение своей скрипки.

— Мне на работу позвонили из твоей музыкальной школы и просили зайти, — через несколько дней сказала мама, — так что на первый урок я пойду с тобой.

— Подожди меня здесь, — мама кивнула на стулья у стены, когда они вошли в прохладный, темноватый коридор школы. — Я зайду узнать, зачем меня вызвали.

И она направилась к кабинету директора.

До урока ещё было время, и Нинита спокойно устроилась на стуле. Мама вышла из кабинета довольно быстро, и на лице у неё было непонятное выражение.

— Урока не будет, — сказала она, — пойдём домой.

— А почему?

— Дома поговорим.

Нинита, удивляясь и гадая про себя, в чём же дело, пошла за мамой.

— Уроков вообще больше не будет, — сказала мама, когда они пришли домой.

Лицо Ниниты вытянулось и глаза её защипало.

— Иоганн Иоганнович переехал в другой город, на юге нашей страны. Помнишь у него на стене картину — речка, горы?..

Нинита кивнула.

— Это его родина, там климат для него полезнее, и ему там будет лучше, чем здесь. Он решил всё недавно, поэтому никого не предупредил заранее. Ты ведь знаешь, — продолжала мама, — Иоганн Иоганнович был единственный скрипач в нашем городе, и другого нет. Учить ни тебя, ни Мишу больше некому. Но Миша уже в последнем классе и может заниматься самостоятельно, а потом сдать экзамен. А ты… Директор школы предлагает тебе сменить инструмент и перейти на фортепиано, — тут мама как будто споткнулась. — Если захочешь перейти, будем думать, что и как делать.

Нинита молчала, повесив голову. Она всё понимала. Если бы папа… но его уже нет, зарплата у мамы небольшая, а фортепиано стоит так дорого! Да и куда его ставить в одной комнате коммунальной квартиры?.. Заниматься надо подолгу, и вряд ли соседи будут в восторге…

— Хочу только на скрипке! — сдавленным голосом сказала она.

— Но сможешь ли ты сама, ведь только три класса проучилась?

Нинита покачала головой.

На другой день мама отнесла скрипку в музыкальную школу.

Прозаическая вещь канифоль. Но запах её самый волшебный из всех запахов детства. Он, донёсшийся неизвестно откуда, превращает меня в девочку, которая улыбается со страницы старого альбома. В одной руке у неё скрипка, в другой — смычок, и кажется, она сейчас положит скрипку на ключицу, поднимет смычок — и зазвучит «Хор швейцарцев».

— Ну что же, Нинитка, — скажу я ей, — скрипачкой ты не стала. Но ты узнала скрипку, научилась слышать и чувствовать её. И это прекрасно!