Галина Аббас. Шерухан

Что было потом? Потом были будни, очень похожие друг на друга: мы завтракали с разными, но, как правило, важными людьми. Иногда завтраки плавно перетекали в обед. Чаще всего мы завтракали в доме Префекта: я успела познакомиться и относительно подружиться с его женой и старшей дочерью. Точнее, как мне показалось, это они искренне старались подружиться со мной. Потом, если погода позволяла, мы отправлялись на Восточную Набережную. Могли гулять, могли пить кофе в Салоне. Иногда он просил гитару и играл, чем приводил в неописуемый восторг каждого посетителя и владельца Салона. Если погода не позволяла, мы либо принимали дома гостей, либо выбирались на разные мероприятия. В это время года традиционно у нас проходит множество фестивалей, выставок и тому подобных мероприятий…

Всё время нас ловили фотографы. И всё время я внутри ёжилась от такого внимания. Что же Шерухан? Он просто сказал однажды одному наиболее назойливому журналисту:

— Вам достаточно просто знать, что она — моя и со мной. Точка.

А вечером — уже обычно. Он играл, а я сидела за уже своим столиком и растворялась в музыке. Но больше всего я любила время после: мы возвращались домой. Уставшая или очень уставшая я почти теряла сознание от любви и блаженства, а он еще долго рассказывал что-то о своих путешествиях, островах, других провинциях, резервациях, людях. И всегда — гладил мои волосы. И всегда — сквозь полусон я проживала каждый этот рассказ так ярко, словно видела все сама.
И как-то сквозь дымку полусна-полубытия в конце очередного его рассказа я прошептала:

— Я люблю тебя. Если бы ты знал, как…

— Я знаю, — лишь ответил он.

Так продолжалось до самого лета. Я успевала ещё и работать, хотя работа отошла даже не на второй, а на третий план. Подруги не очень понимали свалившееся на меня счастье и совсем не понимали, как мне могло так повезти в жизни. Иначе и не скажешь. Я тоже не понимала: особой внешностью я не отличалась, какими-то способностями особенными — тоже. Но, если честно, спрашивать не хотелось. Это просто БЫЛО.

***

А потом наступило другое утро. Другое потому, что всё с утра было другим. От погоды — на смену дождливому небу весны пришло лето. Пришло сразу: ярким солнцем, безоблачным небом и обещанием жары. До настроения — Шерухан с утра был слишком молчалив.

— Я скоро уеду, — сказал он за обедом. И вдруг.

И это было как гром среди… даже не ясного неба. Конечно, где-то на задворках сознания я понимала, что он не может жить «как все». Но… не так. Явно.

— В смысле? Куда?.. А…

— Дальше. На север, пока можно. В северный Ном или дальше. Посмотрим.

— Я же могу с тобой?..

Он покачал головой. И столь хрупкий мир начался постепенно рушиться. Он не сказал, что значит скоро. И когда это скоро. Может быть, завтра. Может быть, через неделю или две…

А вечером я не смогла. Я не выдержала. Я просто плакала и не могла остановиться. А он просто гладил мои волосы и пытался успокоить, как мог. Но получалось плохо.

— Но… Но ты же вернешься?

— Однажды.

— Однажды?!

Он молча кивнул.

— Я буду звонить каждый день. И много раз на дню. Я обещаю.

— Это не тоже самое…

— Я знаю. Но пока иначе невозможно.

— И что буду делать я?..

— А ты будешь жить и ни в чём не отказывать себе. Об этом я позаботился. И потом, я же сказал, однажды… Поверь, ты — лучшее, что есть в моей жизни. И…  единственное, что я не могу потерять.

А ещё через несколько дней он уехал. Уплыл. Куда-то на север. Может быть, в северный Ном. Я перебралась в свою квартиру, которая после роскошных апартаментов казалась и серой, и безжизненной. Но вскоре меня нашёл управляющий дома на Авеню и спросил, как я намерена распоряжаться своими апартаментами.

Такого почти царского подарка я не ожидала. Я вернулась. Правда, не одна, а с Тиной, лучшей подругой и самым близким мне человеком. Она долго бродила по комнатам, затаив дыхание. А потом мы сидели на балконе и пили кофе. Молча. Каждая в своих думах. Но да, отсюда резервация выглядела и правда отлично, особенно летом. Внизу цвели акации и глицинии вдоль главной дороги. Чуть дальше манил зеленью и гладью озера центральный парк. И даже очертания стены Восточной набережной можно было угадать сквозь лёгкую дымку.

Он звонил. Каждый день. Много раз в день. Я засыпала под его голос в телефонной трубке. И это было тяжело. Я иногда спрашивала — почему? Но всегда ответ был один — пока невозможно. Что было невозможно и почему — я не спрашивала.

Огромную часть своей жизни он хранил в тайне ото всех. В том числе и от меня. Он рассказывал про новости, про северный Ном и про то, как он прекрасен летом. Про льды, которые не таят даже в летний зной и про стаи дельфинов, которых тысячи и тысячи. Потом он рассказывал про фьорды, которые протянулись на сотни километров еще на север и которые почти необитаемы. Они прекрасны, но, к сожалению, зимой тут не выживет ни один человек из-за слишком низких температур. Он рассказывал про людей, которых он встречал. И часто оставлял звонок на время концерта — я погружалась в знакомую магию музыки. Чуть более печальную. А каждое выступление он теперь начинал со слов:

— Моя музыка принадлежит одному человеку. И её имя — Лита.

Всё поменялось теперь. Моя серая жизнь архивариуса и переводчика теперь приобрела какой-то другой смысл и масштаб, о котором я не то, что не могла мечтать. О таком и сложно, и страшно мечтать.

Несколько раз в неделю я неизменно получала приглашение позавтракать в доме у Префекта. Он легко делился со мной важной, очень важной и совершенно важной информацией, которая, конечно же, предназначалась Шерухану. Политика, политика, политика и какие-то общие вопросы. И он всегда отвечал. Иногда в не самых красивых выражениях. И мне приходилось искать какой-то компромисс в словах. Меня всегда ждали в Салоне: любимый столик у панорамного окна стал почти именным. Сюда чаще всего я приезжала с Тиной. Ну и, конечно, на столике в прихожей теперь скопилось большое количество приглашений.

Так прошёл год. Год звонков, год музыки, год подарков через расстояние — каждый месяц 27 числа он присылал подарки. Цветы. Самый вкусный в мире линдский шоколад. В этот день ветер столкнул меня с мечтой. А в годовщину, вернувшись домой, я обнаружила всю квартиру в цветах. В ярких, тропических, благоухающих цветах, названия которых я даже не знала. И я сдалась. Сломалась. Разревелась. Сползла по стенке вниз и просто долго, долго, долго плакала. Навзрыд. Как это глупо и как это сложно: у тебя есть всё, казалось бы, а тебе нужен всего лишь человек. Тот, живой, большой, добрый и сильный. Который умеет гладить по волосам. И который умеет так особенно произносить твое имя. Лита. И это было на самом деле невыносимо.

Наверное, каким-то образом он уловил моё настроение и в тот вечер долго не начинал концерт. Он был за много тысяч километров — где-то в полинезийском архипелаге. Там, где острова и пляжи из  белоснежного песка. Там, где фрукты растут на деревьях. Там, где нет стен, высотных зданий и дорог. Там, где с гор стекают чистейшие реки, а берега утопают в цветах. Там, нет понятия «резервация».
Я влюбилась в это место по его рассказам. Он сначала долго молчал и попросил зал помолчать вместе с ним. Потом начал играть, но музыка казалась уставшей, и он несколько раз сбивался. Извинялся. Задумывался. Потом сказал, что, наверное, на неопределённое время это его последний концерт, и что жизнь иногда ставит перед сложным выбором — выбором, который сложно принять и сложно сделать. И ещё сложнее — не сделать.

А потом он просто пропал. Пропал отовсюду. И если раньше было невыносимо, то теперь стало слишком тихо. И слишком пусто. И в такие моменты ты понимаешь, что даже невыносимо — лучше. Теперь новостная лента любого ресурса начиналась с заголовка об исчезновении Шерухана и догадках о том, где он и почему.

А я… Я просто существовала от утра до вечера. И немного ночью, сидя в любимом кресле и наблюдая, как резервация погружается в сон или просыпается с первыми лучами солнца.

— Зима будет лютой. Ты слышала? Говорят, что движется какой-то то ли циклон, то ли что… Обещают, что море покроется льдом на многие километры, — Тина делилась последними новостями.

Если осенью я была ещё хоть как-то жива внутренне, то с первыми снежинками моё восприятие жизни и где-то даже её желание скатилось к нулю. Туда же, куда и температура воздуха.

— Говорят, что опять будет изоляция — по такому морю никто не сможет пройти. Представляешь? В такие моменты я верю, что нам повезло. А тем, кто живёт в западном «рукаве»? Что они будут делать без торговых судов уже через месяц?

Я всё это уже и слышала, и знала. По привычке и уже традиции Префект делился со мной всем и вся. Я также знала, что на крайний случай и особо сложную ситуацию они будут взрывать лед, чтобы торговый корабль прошёл. Но это — совсем крайний случай.

Я только кивнула. Холодная зима, льды… потом сезон штормов. К нашей резервации никто не подойдет…

Домой я возвращалась пешком. По уже спящему городу. Снежинки кружились в воздухе и мягко падали на землю, но по поднимающемуся ветру можно было предугадать сильную метель ночью. Первую этой зимой. Первую из многих.

— В такую погоду лучше не гулять… — где-то за спиной раздался такой знакомый и такой долгожданный голос. — Нам надо поторопиться. Через день-два море закроют даже для меня. А зиму лучше проводить всё же в тепле…

Добавить комментарий

Filtered HTML

  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Разрешённые HTML-теги: <a> <em> <strong> <cite> <blockquote> <code> <ul> <ol> <li> <dl> <dt> <dd>
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
Image CAPTCHA
Enter the characters shown in the image.