Люди говорят, что кошки больше привязываются к дому, чем к хозяину. Однако это не всегда так. Вот какая история приключилась с Николаем Верстовым.

Он служил егерем в Р-ской губернии — следил за лесом и его обитателями, вёл их пересчёт, боролся с браконьерами. Работа тяжелая, но любимая. Не мог представить Николай, что изменится жизнь его, что всё по-иному будет.

Но однажды около дома егеря остановился цыганский табор. Он не обрадовался такому неприятному соседству — от них можно было ожидать всего. И Николай, к сожалению, оказался прав; в следующую же ночь в одной из деревень пропали пятнадцать лошадей. Егерь не сомневался в том, что сможет вернуть коней. Чуть только рассвело, он отправился в дорогу, а уже к вечеру нашел деревенских лошадок. Обрадовался Николай, да только рано! 

Откуда ни возьмись, налетели бравые цыганские парни — вдесятером на одного пошли, негодяи! Но Николай не растерялся, прикладом махнул пару раз, несколько выстрелов дал в воздух, коней освободил, прыгнул верхом — и был таков!

На его беду, выстрелы услышала полиция. Егеря пропустили с табуном до деревни, а на следующее утро ворвались в дом и скрутили хозяина. На недоумевающий вопрос: “За что?!” ответили:

—За конокрадство и убийство подростка!

Потемнело в глазах у Николая, но даже адвокат оказался не в силах помочь. Приговор оглушил бывшего егеря — двадцать лет каторги. Сибирь! Само слово теперь вызывало у него приступ острой тоски и возмущения. Несправедливость больно ранила Николая, но он ничего не мог сделать.

Через неделю началось самое долгое путешествие в его жизни. Закованных в кандалы арестантов привели на вокзал и погрузили в поезд, каждый вагон был забит до отказа грязными, измученными людьми.

Человек постепенно приспосабливается ко всему — такая уж у него особенность. Но к тюремному поезду, который вёз арестантов, Николай привыкнуть так и не смог. Он очень тосковал по своему лесу, по оленихе, которую приучил и кормил с руки, и вообще по той жизни, которая осталась далеко позади.

На десятый день поезд остановился на какой-то заброшенной станции. Николай спал, опустив голову на грудь. После отъезда солнечный луч разбудил его. Егерь шевельнул ногой и, к своему изумлению, услышал тонкий писк. Приглядевшись внимательней, он ахнул: на ногах Николая уютно устроился маленький серый дымчатый котёнок. Движение испугало его, и теперь он настороженно поднял голову.

Кошечке было не больше трёх месяцев. На мяуканье проголодавшегося котёнка подошёл тюремный надзиратель, сопровождавший поезд, и хотел было выбросить зверька из вагона, но егерь не позволил.

—Ладно, ладно, всё равно околеет скоро. Вон тощая какая! — "смилостивился” надзиратель.

Но не тут-то было! Машка стала поправляться (так назвал скиталицу Николай), животик появился, щёчки округлились, усы пышными стали. Дружила Машка только с егерем, чувствовала, что человек он хороший, не обидит. Николаю отрадно стало, весело, да и другим попутчикам кошка тоже приглянулась, хотя в руки давалась только хозяину. Он часами мог возиться с ней, да и она хвостом бегала за ним.

Благодаря Машке забыл Николай, что покончить хотел с собой из-за такой несправедливости. Егерь научил её нескольким нехитрым фокусам, и они развлекали весь вагон. За два месяца хилый и слабенький котёнок превратился в красивую, грациозную и ласковую кошечку.

Машка не любила долгих остановок и, к удивлению хозяина, привыкла к постоянному движению. Езда нравилась ей. Она вполне прижилась в вагоне, стала настоящей хозяйкой.

Однажды Машка, которая очень редко выходила из вагона, вдруг пропала. Николай с ног сбился, пока искал её. Зовёт, зовёт — киска не отзывается. Что делать?! И вдруг один из арестантов, расположившийся в конце вагона, куда редко проникал свет, принялся хохотать и корчиться. Недовольный Николай посмотрел на смеющегося, повертел пальцем у виска — и вдруг заметил под курткой какое-то движение! Только теперь егерь догадался, что именно Машка является причиной столь неожиданного приступа смеха. Он подошёл к арестанту и, рванув его за куртку, извлёк растрёпанную, но довольную кошку.

—Зачем ты её спрятал?! — набросился Николай на испуганного похитителя.

—Съесть хотел! — честно признался он.

Егерь чуть не ударил арестанта, но вовремя остановил руку и стал его допрашивать. Оказалось, что похититель засунул кошку за пазуху и прошептал:

—Сиди тихо! Вопить будешь — шею сверну!

Машка полчаса сидела спокойно, потом услышала голос хозяина и стала заявлять о себе, шлёпая лапкой с выпущенными когтями по голому животу прятавшего её арестанта, потом принялась крутить головой, щекоча его усами. Подивившись сообразительности несостоявшегося “ужина”, он только махнул рукой и дождался скудной трапезы.

Вагоны сменялись один за другим, пришла весна, и вдруг Машка, которая на одной из станций вышла немного размяться, поняла, что скоро станет мамой. Котята родились слабенькие, их было четверо, но к утру осталось в живых только двое. Машка тоже чувствовала себя неважно. Николай ухаживал за ней и за малышами, помогал ей. Кошечка понимала это, благодарно мурлыкала, когда егерь осторожно брал её на руки, гладил бока и спинку, аккуратно разбирая свалявшуюся шерсть. Постепенно Машка поправилась, котята подросли, и мать стала обучать их всему, что знала сама. 

Однажды ночью Николай проснулся от сильной головной боли и озноба. Озабоченная Машка свернулась калачиком у него на груди, не позволяя метаться. Котят к тому времени разобрали, и кошка тосковала по ним. Утром пришёл врач, осмотрел его и покачал головой — тиф. Пришлось поместить Николая в лазарет на первой же станции, и верная Машка осталась с ним. Однако в больницу её не пускали. Кошка иногда видела хозяина, забираясь на дерево и раскачиваясь на ветке напротив окна палаты, где в полубеспамятстве лежал егерь.

Больше месяца он боролся за свою жизнь, и всё это время Машка не уходила с территории. Наконец её стали подкармливать, у неё снова родились котята, она научилась избегать встреч со свирепыми бездомными псами, и Машка пропустила момент, когда хозяина перевезли в другую больницу… 

Разлука с Николаем стала для неё тяжёлым испытанием. Но кошка словно поставила перед собой цель — найти его.

Когда же егерь наконец набрался сил и болезнь отпустила его, конечно, в первую очередь спросил у молоденькой сестры, как Машка. Девушка подумала, что он говорит о своей жене или дочери, и заверила, что с ней всё в порядке. Но когда пациент попросил принести её к нему, она лишь пожала плечами.

Как только Николай окончательно выздоровел, он поехал в ту, первую больницу, чтобы найти Машку, к которой он, оказывается, так привязался. Однако кто-то из врачей сказал, что видел, как она попала в зубы голодной собаке. Услышав это, Николай охнул. На глазах его выступили слёзы, и он поспешил покинуть город, отправляясь дальше уже пешком. 

Ах, если бы он знал, что в эту минуту Машка мирно сопит в сарае и в очередной раз готовится стать матерью!..

***
Прошло два года. Николай за это время сумел избавиться от тоски, заработал денег, построил своими руками дом, женился на хорошей женщине. У него родилась дочь, в которой он души не чаял и назвал Марией.

Егерь стал необходимым в деревне, где поселился на неопределённое время. Он освоил кузнечное дело. У Николая появились друзья. Но про Машку, с которой он проехал почти всю страну, он забыть не смог.

Однажды сосед пришёл к нему и спросил:

—Это не твоя кошка сидит на дереве возле вашего дома?

—Какая кошка?

Николай не сразу понял, о чём он говорил, но внезапная догадка заставила его бросить инструмент на пол. Егерь выбежал на улицу и крикнул:

—Машка! Машка!

—Мяау! Яурр-ра! — послышался знакомый до слёз голос, и Машка буквально свалилась с дерева ему на плечо.

—Ах ты, хорошая моя! Да как же ты меня нашла?! — вырвалось у Николая.

Он отнёс в дом тощую, голодную кошку, накормил, отмыл, выстриг колтуны, погладил её — и нащупал огромный шрам, пересекавший рёбра.

Машка уткнулась головой в его ладони и замурлыкала — впервые за прошедшие два года. С этого дня для кошки началась совсем другая, сытая и счастливая жизнь. Машка приносила крыс и мышей к порогу, но делала это, скорее, по привычке. 

А вскоре историю кошки — путешественницы узнали все соседи. Люди удивлялись её отваге и настойчивости, и даже деревушка эта стала называться — Марьино!