То, что станцовано, у меня никто никогда не отнимет.

Испанская пословица

Сегодня существует множество статей, посвящённых фламенко — его истории, стилевым направлениям, характеру, особенностям… Я остановлюсь лишь на том, чем непреодолимо влечёт к себе эта блестящая составляющая испанской культуры, что заставляет непривычное славянское ухо вслушиваться в эти странные и на первый взгляд неблагозвучные ритмы, и почему это танцевальное хобби с мудрёными движениями быстро становится частью жизни.

Считается, что истоки фламенко лежат в глубокой испанской древности, в сплаве четырёх культур, оставивших свой след на полуострове: испанской, цыганской, арабской и индийской. По-видимому, самый глубокий пласт этого искусства залегает ещё в языческой первобытности. Дело в том, что Испания сохранила много архаичных форм в разных областях культуры. Танцы — яркий тому пример. То, что присутствует в плясках доцивилизационных народов — живой диалог с окружающим миром, частью которого является человек; энергетика, которую человек получает и претворяет в этом диалоге; страсть самоотдачи; создание музыки всем телом, всем своим существом — и растворение в ней… Всё это, как отблеск далёкого пламени, живого первобытного откровения, есть и во фламенко. Слияние наслоившихся позже западных и восточных традиций сделали эту культуру поистине уникальной: средоточие арабских ритмов и цыганской широты, индийской утончённой сакральности и испанской страсти… Нечто единое и цельное вылилось из этого сплава сравнительно поздно. Как искусство фламенко оформляется примерно в XVIII в., а как сценическая культура во всём своём многообразии складывается уже к ХХ в. «Три кита» этой культуры — музыка, вокал и танец. Именно с последним обычно в первую очередь ассоциируется само слово «фламенко», именно в нём, пожалуй, с наибольшей остротой и полнотой воплотились все грани этого удивительного искусства.

По словам М. Сервантеса, «испанка уже из утробы матери выходит танцующей». Действительно, сложно представить культуру, в которой танец занимал бы столь важное место. Издавна испанцы танцевали и на свадьбах, и на похоронах; танцевальная музыка звучала и на сельских праздниках, и на королевских приёмах; песни шахтёров и кузнецов положили начало самостоятельным танцевальным направлениям; и по сей день ежегодно в апреле вся Андалусия погружается в ферии — фестивали-ярмарки с обязательным исполнением севильяны на площадях. Отдавание себя стихии танца — когда тело вторит движениям души, а душа поёт, растворяясь в телесных ритмах… Человек словно поднимается над собой, и мир видится совсем другим… И, наполняясь энергетикой движения, ты понимаешь: как бы то ни было и что бы ни происходило, ты причастен самому главному празднику: Жизни. Даже если танцуется посвящённая смерти сигерийя или скорбная солеа – это танцуется во имя жизни! И иначе быть не может…

…В Гранаде уличные музыканты заиграли алегриас. Тогда одна пожилая женщина, сидящая поодаль на лавочке и болтающая с подружкой, поднялась и стала импровизировать нехитрыми, но грациозными движениями, «продержавшись» так все пять минут мелодии. Когда музыка закончилась, бабушка уселась вновь на лавочку и продолжила беседу как ни в чём не бывало, под возгласы бурного одобрения и аплодисменты собравшейся толпы. Вот что для испанцев — танец…

При моей с детства (необъяснимой) тяге к Испании и увлечённости танцем погружение во фламенко стало закономерным. Пришла в это искусство я более семи лет назад, но лишь со временем появилось осмысление и (надеюсь) понимание, отшелушивание того, что является стилизационным подражанием фламенко, от «чистого» искусства. Что же привлекает в этой сложной танцевальной культуре, требующей полной «перестройки мозгов» и отказа от привычных стереотипов?

 Помимо уже упомянутых особенностей, это, если можно так выразиться, «социальность», даже «общинность» фламенко наряду с неповторимым пафосом индивидуального самовыражения. При импровизации — полное отсутствие конкуренции: ведь во фламенко каждый выражает себя лично, изливает душу в тех движениях, которых подсказывает ему сердце… А значит, двух одинаковых (или даже сравнимых) манер исполнения здесь быть не может. Главное — искренность. Стоит ли говорить о том, что нет никакого дела до пола и возраста человека? И это само-раскрытие обязательно поощряется восторженно-бодрящим «Olé!» тех, кто на тебя в это время смотрит. Когда ты займёшь место одного из них, а он будет сам импровизировать — ты будешь так же поддерживать его… На одной танцевальной олимпиаде в номинации «фламенко» у какого-то коллектива не открылся файл с музыкой, под которую они должны были танцевать. Танец оказался обречёнными на провал… Тогда другие коллективы (по сути — соперники, ведь это соревнование!) из-за кулис стали отхлопывать в ладоши традиционный для того стиля ритм, воспроизведя таким образом аккомпанемент… Эта атмосфера братства, общности в восхищении полётом души каждого в отдельности — так незаменима в современном мире…

В своё время откровением для меня стали слова замечательного испанского педагога Хесуса Ортеги: «Можно танцевать самые традиционные испанские движения, под самую автохтонную музыку — и это будет НЕ фламенко… А можно танцевать какой-нибудь модерн под африканские ритмы — и это будет фламенко самое настоящее!» Так вот, сердце фламенко лежит не в пении, не в музыке, не в движениях… Это то, что остаётся от танца, если «вычесть» сам танец. По-испански это называется «дуэнде» — дух, огонь, страсть… Это то, что прорывается наружу лишь верхней частью айсберга, то, что заставляет смеяться и плакать танцем… В этом, пожалуй, и заключается отличие фламенко от подавляющего большинства других танцевальных направлений: здесь нет показа, зрелищности, погони за внешней красивостью… Даже сам зритель как таковой предстаёт скорее просто сторонним наблюдателем. Танец исполняется не для кого-то — он нужен для того, чтобы вытанцевать себя — визуализировать тот невидимый огонь, которым горит душа. Это может быть и скорбь, и печаль, и муки, и страсть, и веселье, и радость, и любовь — нет такой (пусть даже самой тёмной, потаённой) стороны человеческой натуры, которую не способен выразить этот танец. А потому фламенко — это страсть познания себя, это обретение, это высвобождение… Здесь нет места ни малейшей фальши! Тело переводит на понятный язык то, что говорит душа, и заставляет трепетать сердца… И уже невозможно остановиться!