Моряком я начал «работать» поздно, в 35, и за пару лет помотало меня по миру, да и еще заработал себе репутацию завсегдатая, но сегодня речь пойдет просто о жизни… так, эпизод один из миллиона подобных. Куда только не заносило… В позапрошлом году по пути в Мурманск почти перешёл на вегетарианство, почему-то недосчитались нескольких ящиков тушёнки, и экипаж за несколько недель заметно постройнел — Дюймовочки, да и только.

Последний раз, когда были в Англии, что поделаешь, ничего не попишешь, простая бижутерия для сердечных подружек влетела нам в копеечку. Я не экономлю особо, но и к мотам себя не отношу. Можно сказать, работа-дом и опять в семь часов утра будильник, на ходу кофе-чай, у меня это вошло в привычку. Особо расслабляться нет времени, но иногда на рыбку накатить двести грамм флотских, почему нет? К тому же, окна моей многоэтажки выходят на море, и оно не отпускает даже в короткие свидания с землей. Кто бывал в моем Лиепая, те в курсе, местечко обитаемо, хоть и небольшое, знаменитое фестивалями, старомодными соборами, пляжами.

В тот рейс шли на Швецию. Все было спокойно, пока не показался новый шеф-повар.

—Эй, морячки! Перекур! Все на камбуз.

Энергичная, импульсивная и, может быть, даже несколько спортивная мадам чуть не сбила меня с ног. Вот это кок! А глаза, глаза-то! Вы видели?! В её огромных глазах отражается синие небо. В знак вежливости я подмигнул одним глазом. Ну, нравятся мне женщины! По моему мнению, парадная тельняшечка на женщине- это несусветно красиво. Похоже, море ударило в голову, начало штормить, выть белугой, и я переместился на кухню, где уже жила знакомая персона.

—Дорогуша, картофель пересолен. Предложите хрустящие креветки с помидорками черри, а к ним ещё можно горбушку хлеба или…

—Надевайте фартук и жарьте, парьте, короче готовьте, сколько хотите. Вот Вам картошка, моркошка, подсолнечное масло, — Аська достала из-под стола продукты, которые были в наличии, и стала развязывать, распускать сплошь заляпанный передник. Странное дело, вроде как женщина должна иметь куда более утонченную природу, рассуждал я, глядя во все глаза, как кастрюли подпрыгивают, шампиньоны на сковородке прыгают и все это шипит, шкварчит на огне с треском. Страх остаться голодным вынудил обстоятельно пораскинуть умом. Готовка и последующий содержательный труд, я же машинист-механик, две взаимоисключающие вещи.

—Ну да, переборщил немного со своими запросами, за что извиняюсь, — промолвил я, желая, видимо, сгладить ситуацию, и вмиг огорчился тем, что извиняешься перед человеком, а в ответ — ноль эмоций. Еще больше я удивился, когда она забросила сеть в море, спрашивается — зачем? Ощущение одинокой оторванности ведь здесь.

С одной стороны, прокатиться на речном трамвайчике, любуясь волнами, а с другой, жизнь человека на море не назовешь короткой, пешей прогулкой, когда по два через два месяца находишься в загранке. Вот как разъединённость расставляет сети, что даже не пойманный побаивается запутаться в них. Мне стало жаль её, голубушку, и вообще людей, которые разрываются между морем и сушей. Соответственно и самого себя. Я мог часами сидеть, согнув ноги в коленях и закручивая болты, или подправляя старые, заржавелые движки, рассказывать ей обо всех своих путешествиях. Хвалю, она-таки взяла мой телефонный номер, потому что сам я не додумался. А может, притворился балбесом. Ведь манеры её казались порой чересчур резкими. Она вредит самой себе, спряталась за маской безразличия.

В ближайший выходной мы решили немного порыбачить. Погода позволяла. Кстати, на стальную искусственную приманку хорошо шла рыба. А там, где рыба, там и разговоры… Я ей сказал тогда:

—Ты же женщина, а не мужик в юбке!

И только я ей это сказал, краска потекла с её ресниц. Она расплакалась, проплакала почти весь вечер на плече у меня. А затем выставила капельку загрязненные помадой зубки, чтобы не разнюниться заново. И без лишних разговоров скорчила строгую гримасу, мол, тебе какое дело. Причем неосмотрительно скривилась.

Было как-то нелепо и неудобно следить глазами за собственным отражением. Я так и не определил, что за душа смотрела мне в глаза. Ах, так немного не захлестнуло память, в частности, из-за этого контраста «белое, черное» я впервые обратился к ней по имени с такой нежностью, словно назвал имя любимой:

—Ася, если ты не изменишь своего поведения уже сегодня, то «завтра» может не подойти никогда.

Нам было о чем помолчать. Молчание растянулось на недели. Единственное, что вселяло уверенность - это невербальное общение. Я стремился быть другом, а не казаться им без всяких «но»… Почти каждое утро я делал маленький презент в виде шоколадки. А в один из вечеров, проходя мимоходом ступеньки, на которой сидела она, я подарил ощущение чего-то нового. Хотелось, очень хотелось надеяться, что те кривые зеркала все-таки разобьются на множественное число солнц. А если уж эти надежды не оправдаются, тогда… Тогда я даже не знаю.

Утром следующего дня я выбрался наверх подышать свежим воздухом. Отсюда, сверху, хорошая ясная видимость и слышно дыхание моря. Сколько раз я видел эту красоту, выходящую из глубины, но только сейчас я увидел, ощутил ее настоящую ценность. В течение этого часа навеянный тучкой с Балтики бриз, задувал в рукава моей рубашки, это означало, что судно уже совершило переход к родным землям. Меня бросило в жар. Я призадумался. Стал прислушиваться к волнам, глазами за ними следить, как вдруг тихий шепот моря смешался еще с какими-то звуками, похожими на легкое цоканье каблучков.

Вот уж чего не ожидал, так не ожидал. Передо мной показалась открытая, гармоничная, необходимая, в самом расцвете женщина. На её личике вместо сантиметрового пласта штукатурки проступали рыжеватые веснушки. С её осветленными дневным светилом мыслями она казалась проще и, я бы добавил, красивее. Прическу сделала себе что-то среднее между стереотипным ирокезом и таким, что облагораживает. На моё изумлённый взгляд Ася грустно улыбнулась:

—Я бы много отдала, чтобы дома меня кто-то ждал.

«И этот кто-то буду я», — подумалось мне, но я отогнал эту мысль. В двух шагах от нас, как дети, во весь голос кричали чайки. Это плавание прошло сквозь паутину легкой дружбы, не больше, но сохранило осадок незаконченности, недосказанности и чего-то непонятного, что в словах не скажешь. Вот и Лиепая. Прощаться так прощаться, что-то такое промямлил я, сам ничего не разобрал. Прощай… Нет-нет, грубовато, до свидания лучше сказать. Мы постояли еще полминуты, обнявшись и…

Приехал я домой. Как погляжу, квартира пустая, бросился я рефлекторно кошачьим прыжком на кухню, искать свою Асюту, её там, естественно, не оказалось. Неужели все это сон, марево? В один миг я как будто потерял смысл своей жизни. Остался совсем один. Нет, не хочу я такой участи. Обложившись телефонными трубками и не в состоянии вымолвить и слова в свое оправдание, я замер, в ожидании одного-единственного звонка. Если она не позвонит, то одно из двух: долго не думая, возвращаюсь обратно в море, а там что-нибудь придумаю…