Проснулся я после встречи с рыбаками, их рассказа о полном погружении и того приключения в Эрмитаже, рассказал всё за завтраком Аглае и Рудольфу: в то утро они были дома и не спешили отправиться по делам.

Они моим рассказам ничуть не удивились, говорят, в Петербурге ещё и не такое можно повидать. Прямо город чудес какой-то!

Два собеседования я вообще проспал: оказалось, что проснулся я не на следующий день после этих историй, а через два дня. Но и после я не нашёл желаемой работы. Так пролетело время до зимы. Благо, у меня было на что жить, а жилплощадь родственница с мужем предоставляли мне бесплатно. Видя, как я мучаюсь с поисками работы мечты, Рудольф мне посоветовал обратиться к духам Петербурга — бросить монету на удачу Чижику или кошке Василисе, постоять на Банковском или Поцелуевом мостах. Много таких мест, исполняющих желания. Дело как раз под Новый год было.

Ну и пошёл я на Банковский мост. Больно грифоны меня привлекали. Я бы, конечно, и не поверил в эти сказки, да только с самого приезда в Петербург со мной вон какие истории странные случались, вот и решил я испытать удачу. Авось, поможет. Встал я, значит, посередине этого моста. Зажмурил глаза. Загадал желание хорошую работу найти «в области биотехнологии, можно химии»...

Вдруг чувствую: кто-то вцепился мне в плечи. Открываю глаза — да я ж над городом лечу! То грифон меня держит когтистыми лапами, несёт меня куда-то. Не успел я опомниться, как подлетели мы к башне грифонов на Васильевском острове. Я о ней в путеводителе читал. Мол, жил там некогда аптекарь Пель и грифонов разводил, вот они над этой башней-то кружили — его секретные разработки стерегли.

Грифон меня внутрь башни и принёс. В круглой башенной комнате стоял стол, за ним сидел мужчина лет сорока в костюме и что-то писал.

— Есть! — воскликнул он, закончив писать, и повернулся ко мне.

— А-а, это вы, голубчик! Я вас ждал, я вас ждал.

Он встал из-за стола, подошёл ближе.

— Меня?

— А кто тут на работу пришёл устраиваться, конечно, вас. Вы ведь протеже Дмитрия Ивановича? — его усы дрогнули в улыбке, голубые глаза заискрились добротой.

— Ну что ж, Иван, я — Александр Васильевич, будем знакомы, — мужчина протянул мне руку и, не давая мне опомниться, добавил: — Пойдёмте в мою лабораторию. Она в самом низу, под башней, а то, знаете, здесь грифоны по неосторожности могут всё разнести!

«Неужели это тот самый фармацевт Пель?» — подумал я.

Довольно долго мы спускались внутри башни.

— Так вы Александр Васильевич Пель? — всё ещё не верилось мне.

— Он самый! — бодро сказал мужчина. — Дмитрий Иванович говорил, что вы очень толковый молодой человек, значит, сложностей у нас не возникнет — сработаемся.

— Но как такое возможно? Вы давно... — я осёкся.

— Умер? — подсказал Пель. — Хм. Не ты первый мне это говоришь. Видишь ли, я, может, и умер, но существую как бы в безвременье.

— Призрак, что ли?

— Можно и так сказать, — уклончиво ответил он.

«Всё-таки создал философский камень!» — догадался я.

В лаборатории было как в химическом музее 20 века. Колбочки, скляночки, пробирочки, печь, аналитические весы — всё знакомое и всё такое... Старинное. Весы ещё такие, двухчашечные, в комплекте с грузиками. Ни тебе автоклавов, ни титратора Фишера, ни электрических плит, ни магнитной мешалки, ни даже пипетки для титрования с краником. Зато были измельчители различного типа и таблетирующие и ампульные машины!

Проработал я у Александра Васильевича некоторое время. Да только мне никто и не поверит! И в резюме это не запишешь. Делал растворы, таблетки, ампулы, посуду мыл. В общем, обычная лабораторная работа. При этом я ещё с такими личностями познакомился!

 Я почему оттуда сразу не хотел уходить? Общался вживую с Менделеевым, профессором Анрепом, доктором Ивановым, Мольденгауэром — провизором-заведующим «Боржоми»... И с другими химиками, провизорами и докторами того времени.

В работе пришлось ещё использовать русскую систему мер, стандартизированную на основе английской — фунты, унции, драхмы... Поначалу мозг кипел.

Натолкнул Пеля на методы асептики и антисептики: это я предложил ему все растворы и воду стерилизовать, шприцы промывать этиловым спиртом, а лабораторную посуду обдавать сухим жаром и хранить растворы в запаянных ампулах. Ну, потом уж он там сам придумал сулемовые комнаты. Статьи в журналы за него писал — у него порой просто времени не хватало. Ну, хоть где-то мои научные статьи читали! И живо обсуждали.

Секрет бессмертия он мне не открывал, шифровался всё. Да я и не хотел его узнавать: боялся потерять ценность жизни.

А потом я ушёл. Насмотрелся, наобщался, наработался и попросил в этот мир вернуться, в мой Петербург.

Так что будете в Петербурге, встаньте посреди мостика с грифонами и загадайте желание — исполнится обязательно! Главное, грифонов не испугайтесь. А то обидеться могут. Ранимые они существа, оказывается.