Груня Шлиферсон бережно и деловито стряхивала комья земли с выдернутого сорняка, напевая что-то непередаваемо интернациональное, когда калитка ухнула и вытолкнула всклокоченного соседского Сашку прямо на грядку укропа.

— Груня Моисеевна, я не хотел! — это были единственные членораздельные слова, затем пошли всхлипы, и вот запрыгали и засеменили по Сашкиному лицу юркие слёзинки.

Груня Моисеевна уже догадывалась, что удовольствие от мерного пропалывания георгин не просто уползает встревоженным жуком, а вспархивает и грузно удаляется каркающей вороной. Медленно вытирая руки о фартук, она наконец-то произнесла:

— Александр, видимо, нам нужно поговорить!

Заходя в дом, она обернулась, посмотрела на мальчишку. Вид его был невероятно комичен.

— Груня Моисеевна, Вы же детектив, Вы должны помочь! — заискивающе глядя большими голубыми глазищами, проскулил Сашка, продолжая делать вид, что плачет. — Только вчера телефон отец подарил, а сегодня украли его у меня, выкрали.

Сашка… Это был мальчуган лет десяти, ещё не сильно попорченный цивилизацией, но вполне сообразительный, чтобы извлечь выгоду из человеческих пороков. В его глазах то и дело посвёркивали хитрые огоньки-угольки, постоянно сбивающие с толку: говорит ли он правду или просто исследует реакции окружающих.

— Сегодня с телефоном в гости пошёл, у одноклассницы был день рождения, у Любки, так там и украли, — уныло произнёс Сашка, опустив голову.

— И кто же, как ты думаешь, украл? — серьёзно спросила Груня Моисеевна, подперев щёки руками. Она не верила ни единому слову этого артиста, но свою роль нужно было играть основательно.

— Там была Ритка, Любка, Андрей и Марьяшка. Не знаю, кто-то из них, — удивлённо ответил Сашка, словно удивился, что один из них настоящий вор.

— Ну, а с кем-то ты ссорился, кто-то, может, тебя не очень любит? — начала Груня Моисеевна, а затем осеклась. Любит или не любит: рановато такое спрашивать.

— Марьяшка, она же немного цыганка, разговаривает мало, смотрит искоса, может, ей, ну, вроде как понравился мой телефон? — робко начал Сашка.

— То есть, если я Моисеевна, то я должна непременно хорошо соображать, вычислять и быть детективом, а если она — Марьяшка, то она должна воровать, так что ли? — щурясь, спросила Груня Моисеевна.

Сашка зарделся. Было видно, что ему неловко.

— А Рита, она какая? — переменила тему Груня Моисеевна, не дожидаясь Сашкиных извинений.

— Ритка весёлая, она носится, песни поёт, кажется, она всем довольна! — улыбаясь, сказал Сашка.

Симпатии стали очевидны.

— А кто тогда может быть недоволен? — спросила Груня Моисеевна и взяла на руки своего любимца, одноглазого кота Кекса.

— Ну, мой отец всегда говорит, что у Любки семья неблагополучная, он не хотел пускать меня к ним. Я у мамы отпросился, теперь стыдно, что отца не послушал! — опустив глаза, медленно произнёс Сашка, поглаживая ладонями коленки.

— Знаешь, в чём заблуждения про одноглазых котов? Все считают, что он видит только половину мира, но это не так. Главное, не то, что он видит, а что принимает в расчёт, когда ориентируется в пространстве, — издалека начала Груня Моисевна.

Сашка уставился на кота с явным непониманием и даже робко погладил его заднюю лапу.

— Мы должны найти того человека, которому было бы выгодно либо причинить тебе неприятность, либо конкретно завладеть телефоном, понимаешь? — продолжила Груня Моисеевна, поглаживая урчащего Кекса.

Она до сих пор подозревала, что Сашка пробует её на вкус, как котята хозяйскую руку, заигрываясь и не ожидая методичного воспитательного шлепка. Она предполагала, что мальчишка сам оставил телефон где-то по глупости, либо проспорил, либо старшие мальчишки прижали его к забору. Но вот история с воровством на дне рождения каких-то десятилеток была не убедительна абсолютно.

— А Андрей, он что за человечек? — пока ещё нужно было продолжать Сашкину игру, что Груня Моисеевна и делала, выискивая, впрочем, вопрос, который бы вывел мальца на чистую воду.

— Как? Он — брат Любки, ему 14, он большой, у него уже и голос ломается, — сконфузился Сашка.

Получалось, что Андрею с его мужским созреванием телефон мог быть нужен в первую очередь: для повышения статуса, ну и флирта, конечно. Да тут ещё неблагополучие какое-то. Если рассказанное Сашкой было правдой, то Андрей был бы первым подозреваемым.

— А что за неблагополучие? — быстро спросила Груня Моисеевна, опуская кота на пол и подходя к кухонному столику. Пожалуй, парню стоило налить чаю, растопить и разгорячить его для большей откровенности.

— Ну, не знаю, в чём, только отец говорил про Бориса Ивановича, отца Любки и Андрея, что он тип ненадёжный. Они, кажется, вместе работают! — оглядываясь по сторонам, сказал Сашка и вжался в стул.

— А знаешь, почему моего кота зовут Кекс? — улыбнулась Груня Моисеевна.

Сашка удивлённо поднял свои прозрачные ясные глаза и потянулся за чашкой чая.

— Кекс же бывает с изюмом, вот и у Кекса его один глаз — это изюминка! — захохотала Груня Моисеевна.

Сашка не оценил тонкого намёка, но чай отхлебнул. Ему, конечно же, захотелось кекса горячего, настоящего, и изюма побольше, сладкого, тёмного. Но он промолчал.

— Вот-вот, не будем пить пустой чай, а пойдём-ка в твои гости! — будто читая Сашкины мысли, произнесла Груня Моисеевна, снимая фартук.

Ей было любопытно, как отреагирует мальчишка. Если он не виновен, то и не побоится идти, скорее всего.

— Ну, мне как-то противно, а, с другой стороны, если с Вами, то мне и не страшно! — неожиданно бодро сказал Сашка и даже встал со стула.

Пока они с героем телефонной истории шли к той самой скрипучей калитке, Груня Моисеевна придумывала план разоблачения.

— Подожди, позову Яшу! — спохватилась она, поймав мысль, показавшуюся ей гениальной.

С заднего двора к ним подбежал суровый лохматый пёс.

Надев нехитрый ошейник на мощную собачью шею, группа «дознавателей» отправилась на дело.

«Сашке тоже может быть выгодно, что я иду. Так он себе обеспечит прикрытие и алиби одновременно» — думала Груня Моисеевна.

— Саш, а ты зачем вообще-то пошёл к Любке-то, что такого в празднике этом было? — решилась спросить Груня Моисеевна.

— Рита! — просиял Сашка.

Итак, мотив подставить Андрея мог быть у Сашки только в одном случае, если между Андреем и Ритой была симпатия, никак иначе.

Как только Груня Моисеевна, Сашка и Яков подошли к заветному дому, она шёпотом произнесла:

— Саша, соглашайся со всем, что я говорю, кивай головой и молчи!

Навстречу вышел сам хозяин, Борис Иванович. Это был коренастый, без сомнений в себе, мужик.

— Так и не нашёл телефон, дружище? — потрепал он Сашку по волосам. Груне Моисеевне показалось, что в этом жесте мелькнуло что-то пренебрежительное.

— Ох, Борис Иванович, я соседка Сашки, так знаю, что теряет он всё, бедолага. Пришёл ко мне плакаться, вот я и Яшку взяла, чтобы помог! — Груня Моисеевна изображала спокойствие и доброжелательность.

Борис Иванович хмыкнул.

— Андрей, иди ты разбирайся! — сухо произнёс он.

Андрей вышел и опешил, видимо, собак он боялся. Яков брехнул, подтверждая собачье происхождение.

— Ну, мы с Яшей зайдём, он по нюху сразу и найдёт, где этот олух мог телефон оставить! — сказала Груня Моисеевна так, будто собиралась совершить что-то обыденное и всем привычное. Яков почесал ухо лапой и огляделся.

Андрей сразу был подозрителен своей какой-то скованностью, нервностью и нерешительностью. Казалось, что он был совершенно растерян.

— Так, может, он не в доме? — вдруг спросил Андрей, глядя на соседку. Тень подозрения снова мелькнула в окне, то есть, в душе Груни Моисеевны.

— В доме, в доме. Нешто кто украсть мог, сам подумай! — по-деревенски грубо произнесла Груня Моисеевна. Она заметила, что фраза явно успокоила парня, который нервно оборачивался и смотрел на дверь.

Груне Моисеевне показалось, что Андрей знал, кто именно взял телефон, потому он и проговорился, что телефон может быть унесён.

— Отца боишься, что ли? — тихо спросила Груня Моисеевна, впуская Якова в комнату.

— Да он не совсем отец, он мне отчим! — почти шёпотом ответил Андрей, отвернувшись.

Яков бодро побежал на кухню и остановился как вкопанный. Он заскулил и завилял хвостом, вставая на задние лапы.

Рядом с чашкой с недопитым чаем лежал тот самый телефон. Сашка засветился от счастья, дёрнулся, но тут Груня Моисеевна резко схватила его за руку.

В этот момент в комнату вбежала Любка.

— Пап, сейчас я тебе чай принесу, допьёшь! — бодро произнесла Любка и потянулась за чашкой. Тут Груня Моисеевна горой выросла на её пути.

Взрослый человек не мог спутать или не увидеть телефон, лежащий рядом с его чашкой. То, что телефон преспокойно лежал, говорило о многом. Либо сам Борис Иванович украл телефон для чего-то, либо же он был толерантен к воровству, являясь в некоей мере соучастником.

Когда Груня Моисеевна взяла в руки телефон, на пороге кухни появился Андрей и Борис Иванович.

— Чашку помой за собой, Андрей! — громко сказал Борис Иванович, кивая на ту самую, к которой минуту назад тянулась Любка. Подходя к Груне Моисеевне, Борис Иванович покачал головой, будто бы осуждая Андрея за неубранную посуду.

Груня Моисеевна должна было очень быстро понять, кто лжёт: Любка или Борис Иванович?! Она посмотрела внутрь чашки, там действительно оставалось более половины чая.

«Тот или этот?!» — дёргалось и носилось неопределённостью в голове Груни Моисеевны. Андрей так и застыл в дверях. Он побледнел. Борис Иванович холодно, не отрываясь, смотрел на него.

— Я не... — произнес Андрей. Ломающийся голос подвёл, и он кукарекнул.

Борис Иванович сложил руки на груди. Ситуация напоминала накалённую сковороду, которая только и ждёт капли масла, чтобы зашипеть и заклокотать. Груня Моисеевна понимала, что здесь какая-то игра пасынка с отчимом, но нужно было решать вопрос с телефоном. На экране был несовершённый вызов.

— Филипп Юрьевич? Кто это? — будто не ощущая серьёзности момента, спросила Груня Моисеевна.

— Это папин давний друг, его начальник, у меня на всякий случай его телефон записан, — пробормотал Сашка, удивлённо глядя на Бориса Ивановича.

Картинка сложилась. Телефон был украден Борисом Ивановичем, как бы странно это ни было на первый взгляд. Но Андрей боится его. Если Андрей начнёт обвинять себя, ему уже не спастись.

— Мальчики, выйдите, пожалуйста! — чётко и строго произнесла Груня Моисеевна.

Андрей и Саша, беспокойно переглянувшись, вышли.

— То есть, Вы считаете, что убили двух зайцев: пытались обвинить пасынка его в преступлении, которое совершили сами, ещё и воспользовались телефоном как средством мести Сашкиному отцу?! — невозмутимость речи Груни Моисеевны пронеслась громовым раскатом.

— Вы в своём уме? — Борис Иванович засмеялся гадким, искусственным смешком.

— Есть два варианта: я сейчас звоню отцу Саши, чтобы он приехал сюда, либо Вы находите форму оправдаться перед Сашей и Андреем! — это уже была молниеносная речь Груни Моисеевны.

— Но преступления-то нет? — злобно улыбаясь, прошипел Борис Иванович, неспешно и устрашающе подходя к Груне Моисеевне.

— Есть мотив, есть обстоятельства и факты, мне достаточно улик, чтобы… — она не успела закончить, как ощутила, что её руку с телефоном сжимает и пытается выкрутить сильная горячая рука Бориса Ивановича.

И в этот момент неожиданно вбежали Андрей с Сашкой.

— Не боюсь я тебя, я знаю, что ты подлый, что ты это сделал! — выкрикнул Андрей, подбегая к Груне Моисеевне.

Борис Иванович разжал руку. Груня Моисеевна передала телефон Саше.

— Да, Саша, недоразумение вышло, я просто перепутал телефоны, — выдавил он из себя, бросив гневный взгляд на Груню Моисеевну, и поспешно покинул кухню.

Уходя с телефоном, Яковом и Сашей, Груня Моисеевна не без грусти посмотрела на Андрея.

— Тебе бы в училище поступить и жить отдельно! — с дрожью в голосе проговорила Груня Моисеевна, глядя на Андрея. Что здесь ещё можно было сделать?!

Они пошли по улице.

— Саш, ты понял, что я говорила тебе про одноглазого кота? — спросила Груня Моисеевна.

— Да, теперь понял. Мы видим только то, что на поверхности: что у кота нет глаза, что кто-то не такой как ты, и потому кажется опасным. Но главное: увидеть всё целиком, как оно есть! — гордо произнёс Сашка.

— Молодец, почти так! — засмеялась Груня Моисеевна, а Яков залаял своим колоритным музыкальным лаем. Он тоже понимал и про изюм, и про одноглазых котов, но что-то своё.