Я варила суп с фрикадельками. Нарезая мелко морковь, улавливая её характерный запах, я вновь и вновь воскрешала в памяти детали заволжского похода, в который я в очередной раз отправилась с туристической группой По тропам Самарской области в излучине ворот Самарской Луки. Правда, именно эти места я посетила впервые.

Впрочем, когда идёшь с Ильёй, любой маршрут проходишь как в первый раз, и любая тропа незнакомо-новая.

Илья восхитительно способен удивительным образом практически не повторяться даже в привычно знакомых маршрутах. Не знаю, как ему это удаётся. Наверное, в нём очень силён дикий природный человек, или зов крови наших очень давних всеобщих предков или что-то ещё.

Так или иначе, по моим ощущениям, в пути Илья живёт, а не просто идёт к задуманной цели.

Во всяком случае, насколько я сумела понять этого вожатого, он никогда не приводит к конечной цели следования, пока не «выжмет» всё возможное из того, что может предложить дорога сама по себе.

Порой мне кажется, что если дорога становится какой-то уж слишком простой и понятной (и идущие вздыхают, что, мол, уффф, наконец-то что-то мало-мальски удобоваримое представляет собой наш путь), Илье становится скучно. Он грустно-разочарованным взором осматривается вокруг и делает неожиданный зигзаг, увлекая за собой прозевавшую этот момент неожиданной смены направления пути группу. Потому, следуя за вожатым, я никогда не стараюсь даже примерно понять, где мы идём.

Я не рождена туристом. Напротив, мне дарованы совершенно неподходящие для природно-походной жизни качества: я ужасно невынослива, при этом дотошно любопытна, чем несказанно сержу многих (но сама считаю эту свою черту характера своей сильной стороной, благодаря которой я могу на вопросы коллег: «Ирина, а откуда ты это знаешь?», пациентов: «Ирина Дмитриевна, как вы можете столько информации помнить?!», и уж тем более родительско-детские: «Мам, а почему?» смело отвечать чистую правду: я всегда любила и люблю задавать неудобные вопросы! И делаю/ла это обычно до тех пор, пока не получаю на каждый из них предельно полный, а главное, абсолютно понятный мне ответ).

Ко всем моим прочим «достоинствам» походного плана, я абсолютно и безнадёжна в вопросах ориентирования на местности и т.п.

Так, в этом походе, ожидая выходцев из подземелья, я умудрилась заблудиться, просто спустившись по склону мелкого овражка, куда укатилась выроненная мной бутылка, следом за которой я сбежала. Поймав её и увлекшись причудливым вкраплением мелких камушков горной породы в торчащих из-под земли корнях какого-то полувывороченного дерева, оглядевшись по сторонам, посмотрев вверх и обнаружив себя на дне неглубокой круглой впадины, я отчаянно испугалась и так заорала, что в лесу смолкли птичьи трели, которыми я наслаждалась несколько минут до этого...

И в этой оглушающей тишине, нарушаемой лишь лёгким колыханием дрожащих осиновых листьев да лёгким шуршанием прошлогодней листвы у меня под ногами, я стояла и слышала, каким грохочущим набатом стучит у меня где-то в горловой ямке, отдаваясь в висках, сердце...

Нашла меня подошедшая от нашей стоянки-привала дочь. Присев на краю овражка за моей спиной, она тихо спросила:

— Заблудилась?

— Ддда, — отчего-то полушёпотом, не оборачиваясь, ответила я.

— Ну, тогда давай выбирайся... Поднимайся вон туда, — прозвучало почти обречённо и, предвосхищая моё: «Куда туда?», она добавила: — Вон на тот склон прямо перед тобой.

Поэтому, отправляясь в любой поход, я заранее передаю ответственность за своё местонахождение тому, кто знает, куда идти, и просто иду, вбирая в себя впечатления, питающие мою эмоциональную память и рождающие потом хитросплетения слов, помогающих мне ещё раз получше пережить, прочувствовать, переосмыслить прожитое и свершившееся.

Память эмоций у меня очень сильна. Ею-то я и впечатываюсь практически во всё, и всему в ней есть место, и всё помнится очень отчётливо и живо.

Вот, к примеру, тот же запах нарезаемой мной в суп моркови…

Сныть! Вот что это такое всплыло из самых глубин памяти, и я отчётливо ощутила на губах лёгкую шероховатость довольно-таки больших уже, а оттого совсем не мягких, листочков сныти, которые я тогда сорвала и пожевала прямо на ходу.

Да, это была сныть со специфическим морковным запахом листьев и стеблей, густая поросль которой выстилалась ковром вдоль тропинки, петляющей на склоне горы, пока мы гуськом преодолевали отлогий подъём.

Надо сказать, оно того стоило — преодоление пары сотен метров подъёма, - и вот уже как на ладони открывается излучина Волги, плывущие в небе облака над сверкающими окнами высотных зданий города на противоположном берегу; утопающие в изумрудной зелени аккуратные дачные домики, рассыпанные вверх и в стороны от дачной пристани Гавриловой Поляны; полуразрушенные, едва сохранившиеся развалины казённых построек лазаретов и казематов прошлых столетий...

Когда-то давно именно в этом месте планировалась постройка ГЭС. Были воздвигнуты бараки для рабочих, некоторые хозяйственные строения. Но проекту не суждено было воплотиться из-за особенностей рельефа местности, обилия карстовых пустот и некоторых иных природных и антропогенных факторов.

Затем место, где тишина и покой вплетены в канву жизненной событийности прочной нитью умиротворённости, было отдано в распоряжение психиатрической клиники, но и она не устояла и едва ли не сгорела дотла, лишив своих подопечных крова и чуть ли не жизни.

А ещё ранее, в эпоху Петра Великого, именно здесь были серные копи...

Какому человеку или людям пришло в голову разработать здесь целый карьер, какими огромными силами были сделаны (и, видимо, вручную за неимением подходящих орудий труда), ходы под землёй в толще Серной горы — загадка с несколькими ответами в виде документальных обрывочных сведений, легенд и местно-исторических баек.

Нам же остаётся лишь восхищаться упорством и стойкостью мастеров-серодобытчиков многие часы, дни, месяцы, годы проводивших в серных каменоломнях свои ежедневные трудодни.

По сей день вкрапления жёлтого элемента таблицы Менделеева можно встретить в хрупкой породе известняка на стенах трудовых шахт, где проходы столь узки, что приходится преодолевать их, ползя на четвереньках, а то и вовсе по-пластунски.

В одном из лазов мне было так страшно, что замирало дыхание, и я так и не смогла преодолеть тошнотворное сосание под ложечкой, накатывающее каждый раз, когда я пробовала протиснуться в узкий лаз.

Мне очень не хватало поддержки в виде надёжных рук и голосов, подающих сигнал «я рядом»; в виде чёткого понимания: сколько конкретно ползти в удушающую темноту подземелий, теряясь в ощущении, где верх, где низ, ощущая вокруг себя кольцо каменных объятий нутра горы; в виде осознания конечности этого действа (я так и не смогла понять, долог ли, короток ли самый узкий лаз), и как быстро я смогу ощутить почву под ногами, протискиваясь между каменных плит скалы.

В общем, для себя сделала вывод, что хотя я и огромная умница, что ползком преодолела метры подземелья, спустившись туда в первый раз, но к более серьёзным «подвигам» в этом плане я покамест совершенно не готова (и не факт, что когда-либо буду готова, ибо первый запал смелости уже пропал).

А вот другие участники молодцы, и пока я плутала в трёх соснах (зачёркнуто) по абсолютно открытому и почти что ровному дну соседнего овражка, ища укатившуюся бутыль с водой, они исходили следующие старые лабиринты добычи серы. Из неё именно в эпоху деятельного царя Петра активно стали производить взрывчатые вещества, руководствуясь потребностями возрождающейся империи, прорубающей себе окно в Европу и выходы к морским торговым путям.

Правда, до серного лабиринта был ещё очень долгий и непростой путь по непроходимой лесной чащобе, где бурелом и поваленные стволы, а также мелкие сучья того и гляди норовят сбить тебя с пути в прямом смысле слова.

Шли, почти не разбирая дороги, хотя Илья сказал, что мы идём по отличной кабаньей тропе, где постоянный обитатель здешних мест оставил активные следы своего пребывания.

Так или иначе, мы петляли среди сухого бурелома и зарослей, и я почти что не боялась заблудиться, потому что в самом начале пути мы все сориентировались на местности по зенитному солнцу, светившему нам в спину, и стальной полоске Волги, катящей свои воды строго с севера на юг вдоль склона холма.

Однако налетевший ветер пригнал густые облака, закрывшие солнце, а Волгу из-за бесконечных петляний перестало быть видно, и потому я, конечно же, сразу дезориентировалась. С этого момента моей основной задачей стало не потерять из виду вожатого, идущего далеко впереди (который, разумеется, её сильно усложнил тем, что был в защитного цвета майке, абсолютно неузнаваемо мимикрируя почти что под каждый куст и дерево вокруг). Когда я, успокаивая себя тем, что группа небольшая, меня точно не потеряют, мы не заблудимся, так как с Ильёй это практически невозможно, а если и возможно, то с ним совершенно нигде не страшно, к тому же у него компас... Так вот когда я почти что выбилась из сил и хотела спросить, как скоро мы достигнем нужного нам места, Илья, продолжая тему ориентирования, бодро сказал:

— Да, на компас тоже не стоит ориентироваться досконально, он может неверно показывать…

«Лучше с умным потеряться, чем с дураком найтись!" — молнией пронеслась у меня чуток видоизменённая мысль, которую я обычно использую в качестве своего жизненного девиза, поддерживающего меня в самых сложных ситуациях. И поскольку мы начали было «теряться» с действительно очень умным человеком, прекрасно к тому же ориентирующимся в любой точке пространства (а потому потерялась, видимо, только я сама и лишь внутри самой себя), то...

...Круто взяв чуть ниже и в сторону, мы продолжили наш удивительный путь, наполненный ароматами прелой коры и нагретой хвои, голубой полосой неба, мелькающего в просветах оконцев широких листьев раскидистых клёнов над головой, вкусом дикого шиповника, переливами несмолкающих птичьих трелей и ощущением головокружительной чистоты воздуха, который в Заволжье можно есть ложками, как в детстве кислородный коктейль.

А когда мы уже добрались до подземных копий, изучили известняковые, гипсовые, серные породы и даже увидели кусочек «марьиного стекла» — прозрачного гипса, когда сделали привал, напившись чаю и наслушавшись тишины, когда по распадку спустились вниз с горы к побережью, и я с разбегу окунулась в ледяную (по ощущению — как талый снег) волжскую водицу, я вдруг почувствовала, как же благословенны были эти часы уединения в лоне природы, наполняющие сердце — радостью, глаза — красотой, а душу — умиротворённым покоем.

И огромное, тёплое чувство, сродни благодарной нежности, наполнило до краёв, так что долго ещё потом не хотелось отпускать его от себя, открывая себя чему-либо иному навстречу, дабы насладиться сполна и не расплескать.

И пусть порою то, что радует, даётся нам непросто и не сразу. Но оно точно стоит того, чтобы идти навстречу и этой встречи ожидать.

Кстати, удивительным образом в разломе горы образовался колодец. Так я, не думая и не гадая, очутилась в «колодце мечты», куда и не надеялась попасть после нескольких сорвавшихся запланированных ранее попыток. Потрясающее чувство, когда сверху на тебя смотрит в ограниченном участке пространства над головой ласковое, солнечное небо.

И я наконец-таки загадала заветное желание.

И знаю наверняка, что когда-то оно непременно исполнится, а ежели чуточку подзадержится — ничего, я теперь знаю, где живут заветные мечты, значит, буду загадывать до тех пор, пока Судьбе ничего не останется, как сказать мне «Да»!

Я упрямая, я подожду. И, к тому же, я мудрая, уже умею мечтать соответственно предлагаемым жизненным превратностям…

Всем добра!