Каждую весну, когда по обочинам тротуаров устремляются неведомо куда серебристые ручейки, я вспоминаю Алису — мою соседку и первую любовь. Мне нравилось смотреть на её непослушные оранжевые кудри. Они блестели на солнце, как золотые зубы моей бабушки, когда та широко улыбалась.

Самыми любимыми нашими развлечениями были: пускание газетных корабликов по первым весенним ручейкам и любование голубым небом с облаками-заплатками. Мы усаживались на деревянную лавочку и, задрав головы, угадывали какое облако на что похоже. Иногда рядом с нами садился Алискин отец — дядя Витя, такой же рыжий и конопатый, как она.

Однажды он предложил мне пойти с ними в зоопарк. Я взял светло-коричневый фломастер и нарисовал себе веснушки. Дядя Витя, увидев меня, улыбнулся и молча крепко пожал мне руку, а Алиса потрогала пальцем моё лицо и сказала:

— У тебя такие тёплые веснушки.

Мы взялись за руки и, громко смеясь, побежали догонять дядю Витю, который на своих длинных и тонких ногах удалялся от нас всё дальше и дальше.

Весна чириканьем неугомонных и вездесущих воробьёв ворвалась в зоопарк. На лужайках зеленела молодая, ещё низенькая травка. Она пробилась сквозь отголоски осени — прелые, прошлогодние, бурые листья.

Посередине небольшого водоёма, пахнущего тиной и рыбой, возвышался островок земли. На нём стояли огромные пеликаны. Одни перебирали клювами мокрые розовые перышки, похожие на лепестки хризантем. Другие энергично махали крыльями. Иногда подпрыгивали и слегка отрывались лапами от соломенной подстилки.

Пеликаны выглядели бы более грациозно, если бы не клюв. Несуразно огромный, с жёлтым кожистым мешком. Он делал их схожими с доисторическими птеродактилями, которых мы с Алисой видели в большой книжке про динозавров.

Неподалеку от пеликанов из воды выступал ещё один небольшой островок. На нём тесной кучкой стояли фламинго, подставляя длинные шеи солнечным лучам. Птицы отражались в воде, и от этого солнце и небо казались розовыми.

Лама сосредоточенно жевала и разглядывала нас сквозь пшеничный локон, упавший ей на левый глаз.

Дольше всего мы, конечно, простояли возле вольера с лисами. Лис-отец дремал на крыше домика. Он вытянулся во всю длину, положив крупную голову на передние лапы. Чёрный с белым кончиком хвост, длинный и пушистый, свисал под своей тяжестью до самого пола.

В домике кипела жизнь. Мать-лиса с нежностью и очень тщательно вылизывала копошащихся возле ее брюха пищащих щенков. Они были похожи на бесформенные комочки. Их бурая шерсть торчала в разные стороны. Нам не верилось, что совсем скоро, через каких-то полгода, неказистые щенки превратятся в красивых и грациозных хищников с отливающей золотом шерстью и роскошным хвостом.

Разбуженный людским гомоном енот выглянул из круглого отверстия конуры. Он сонно щурился. Его мокрый чёрный нос поблескивал на солнце. Медленно, одна за другой, появились передние лапы. Енот потянулся и зевнул. Из чуть приоткрытой пасти показался розовый язык. Он, свернутый спиралькой, медленно разворачивался и в итоге оказался очень длинным и тонким.

Алиса схватила отца за рукав и стала дергать, привлекая к себе внимание:

— Папа! Папа! Правда, у енота язык похож на свисток-язычок? Помнишь, ты мне в цирке покупал? Дуешь в трубочку, а бумажная улитка разворачивается и становится длинная-длинная.

— Правда. Очень похож. Какая ты у меня наблюдательная, — улыбнулся дядя Витя и погладил Алису по голове.

Мы пошли смотреть на обезьян. Детёныш зелёной мартышки играл с хвостатой мамашей в прятки. Он ложился на землю между камнями и осторожно выглядывал оттуда. Мамаша висела на решётке вольера и задумчиво жевала яблоко. Она в игре не участвовала.

Детенышу стало скучно, и он отправился на поиски приключений. Причём нашел сразу — его укусила старая облезлая мартышка и с воплями прогнала со своей территории.

Малыш побежал к мамаше и с разбегу взобрался ей на руки. Ему удалось отобрать у неё остатки яблока. Теперь он жевал, а мать быстро перебирала проворными лапками реденькую шерсть на его голове и тощей спинке. Искала блох.

Старая мартышка с деловым видом уселась возле кормушки с яблоками и принялась сортировать их. Она брала яблоко лапой, пристально рассматривала его, нюхала и откидывала в сторону. Наконец она нашла то, что искала, и стала есть. Другие обезьяны наблюдали за ней со своих мест. Никто не двигался.

— Скорее всего, она здесь главная. Да, дядь Вить? — спросил я.

— Похоже на то, — согласился со мной дядя Витя.

Возле вольера со слонами, как всегда, стояла толпа зевак. Люди с интересом наблюдали, как в бассейне купается маленький слонёнок. Он полностью уходил под воду, потом выныривали по очереди: хобот, голова и спина. Слонёнок делал несколько взмахов ушами и опять нырял. Тут же в бассейне лежала слониха. Она завалилась на бок и попеременно то поднимала, то опускала ноги, создавая волну.

Из слоновника вышел большой слон, самец, и направился к бассейну. Он топтался возле воды, не решаясь спуститься. Ему мешала слониха.

Люди стали что-то выкрикивать слону, подсказывать ему, где лучше зайти в воду. Кто-то свистнул. Слон опустил хобот в бассейн и поболтал им в воде из стороны в сторону. Потом повернулся к посетителям и обдал их струей грязной воды. Раздались визги, смех, крики. Через пять минут толпы как не бывало.

А мы пошли обниматься с огромным массивным дубом, величественно возвышающимся над клетками и вольерами. Наших с Алисой рук не хватало, чтобы обхватить толстый ствол, и мы звали на помощь дядю Витю. У него были очень длинные руки, но и их не хватило. Так и остался дуб необъятым.

Прошло больше двадцати лет с того времени, а я все равно, каждую весну запускаю газетный кораблик, только теперь с другой Алисой — с моей дочуркой. У неё русые волосы и нет веснушек, но мы иногда рисуем их коричневым фломастером и идём гулять в зоопарк.

Этой весной в зоопарке мы рассматривали у дуба-великана молодые листики и длинные ярко-салатовые серёжки. Алиса пыталась обнять толстый ствол с шершавой корой, прижимаясь к нему щекой с нарисованными веснушками и звала меня на помощь. Не успел я сделать шаг, как подбежали веселой гурьбой школьники, взялись за руки и заключили могучий ствол в свои объятия. Алиска визжала от восторга. Мне тоже было радостно видеть дуб, объятый детскими ручонками.

Увидев издалека большое, круглое и очень высокое строение, дочь закричала:

— Ура! Цирк! Цирк!

Я недоумевал: какой цирк в зоопарке? Подойдя поближе, понял, что это слоновник. Двери его были открыты. Мы вошли. На нас через стекло смотрел гигантский индийский слон. Он захватывал хоботом пучки сена и ловко отправлял себе в рот. В помещении был резкий запах аммиака, и мы, держась за носы двумя пальцами, выбежали на свежий воздух.

Посмотрели на жирафа, носорога, зебр, но дольше всего мы пробыли возле вольера с лисами. Лисята копошились возле брюха матери, и мы никак не могли их посчитать. Я и моя маленькая Алиса с нарисованными веснушками.