Моя любимая коллекция или... В чём жизни СОЛЬ?

Морская соль является одной из составляющих моей конституции. И хотя и она тоже в известной степени присутствует, однако в гомеопатии, помимо этого известного полихреста, есть ещё немало «морских» препаратов, которые в большей мере соотносятся с особенностями моего организма в целом.

Так или иначе, с солью я активно экспериментирую. Точнее, я коллекционирую морскую воду из разных уголков Земли (благо, знакомые путешественники, зная о моём таком пристрастии, частенько идут навстречу моим скромным желаниям и привозят из поездок или высылают почтой в посылке бутылочку-другую заветной солёной влаги). И вот её я всячески использую для своего блага.

Вот что я выяснила в процессе своего такого невинного развлечения.

Море ЧЁРНОЕ.

Это моя любовь с детства, я даже зародилась на его берегах, не иначе как прямо из пены морской, подобно ветреной боттичеллевской Венере, которая, по легенде, вышла из пены морской где-то в районе современной Алушты, ну, собственно, душа моя тоже откуда-то оттуда начала свой путь земной.

С него и начнём. Я была на разных его берегах и шибко влюблена в это «самое синее море — Чёрное море моё».

Самым солёным оно мне показалось у берегов Турции (я там не была, но мои пациенты, летающие ежегодно в те края, регулярно балуют меня водичкой). Оно вызывает симптоматику тоски. Не по-русски меланхоличной, возникающей неизменно в чащобе белоствольных тонких берёзок, а... Прямо такую жёсткую тоску оставленности и покинутости (видимо, морская вода у берегов этих по сей день хранит всю соль слёз девиц, полонённых и увозимых за тридевять морей в восточные гаремы). Соль турецкой стороны горька и жёстка. Но зато великолепна против отвратительных спутников осенней хандры — гайморитов, этмоидитов, фронтитов и иже с ними... Соль-воин, короче. Древне-турецкому флоту под стать.

Совсем иное море в Абхазии.

Солёность его раскрывается, как букет выдержанных прекрасных вин, забирает незаметно и глубоко, держит крепко и долго, оставляя по себе послевкусие любовной тоски, какая владеет сердцем при расставании с родной душой.

Море Абхазии - в приоритете моих любовных уз. Равно как и сама эта страна души. Нежно-солёная глубина его ласково укачивает растревоженную душу в своих тёплых огромных ладонях, неся желаемый покой и уют. Баюкающие волны этой части Чёрного моря — восхитительный любовник, в нежно-обволакивающих объятиях которого хочется быть вечно. Отлично помогает тогда, когда сердце вдруг одолевает меланхолия одиночества, тёплый плед соперничает с корично-апельсиновым глинтвейном в бесполезных попытках согреть, а ты крутишься полночи волчком, укутывая себя по самую макушку, но всё равно при этом дрожишь от холода, пронзая тишину ночи солёными колючками высохших на ресницах слёз.

Море Крыма по солёности мне понравилось более всего. Но с учётом того, что ничего, более моря, в Крыму (за время моих недолгих экскурсионных набегов туда) мне не понравилось, так и не сумев завладеть моим сердцем, вызвав в нём хотя бы отдалённый намёк на некое чувство привязанности и желания вернуться вновь, то море Крыма для меня относительно чуждо.

Каждый раз, когда я выбираюсь в нашу Самарскую Луку, я неизменно нахожу поразительное сходство Жигулевских гор с горами Крыма, а огибающая их стальным поясом Волга ничуть не уступает своими волнами колыханию морских глубин.
Но здесь, в Самарском крае, всё такое родное для меня, привычное и приветливое.

В Крыму мне всё казалось чужим и холодным, возможно, вследствие моего неприкаянного одиночества и тревоги, неизменно охватывающей меня, когда я вынуждена подолгу находиться в незнакомом для меня месте, напряжённо продумывая каждый свой шаг в пути, а не просто наслаждаясь и впитывая по капле всё тепло вокруг, как бывает, когда я даже в одиночку брожу по знакомой местности.

Я плохо ориентируюсь, плохо вижу в сумерках, плохо переношу неизвестность.
Поэтому залогом моего путешественного счастья является либо моё пребывание в хорошо знакомом месте, либо нахождение в местах незнакомых с тем, кто это место хорошо знает, чтобы, подобно затерявшемуся в пространстве/времени сказочному Мамонтёнку, вцепившись в слоновий хвост, не потерять из виду основную дорогу, отвлекаясь ежесекундно и полностью погружаясь в пространство вокруг.

Допускаю, что я просто не сумела как следует познакомиться с этим местом, не смогла изучить его в полной мере в далёко-дождливо-холодном ноябре, одиноко бродя по пустынным улочкам и, заблудившись на закате, вздрагивая от каждого шороха из наползающей тьмы незнакомого места, плутая в гулких горах, где я не встретила ни единой души, и где так холодны были ночи и тоскливы пасмурные утра, когда роса оседала на стёклах окон моего ночного пристанища, в котором я пролила немало горьких слёз под грустные думы и чёрные напевы осеннего ветра, горюя о своей одинокой участи. Так или иначе, Крым так и не стал мне ни родным, ни интересным. Просто место. Просто море. Но не то море, которое МОЁ МОРЕ. Пока так. Может быть, когда-то я смогу открыть для себя и его прелесть тоже.

Соль воды с этого побережья хороша при головной боли. Чудесным образом она снимает тягостную муку усталых дум. Будто бы кто-то очень добрый положил тебе на лоб свою широкую тёплую ладонь, успокаивая, защищая. Извечный посыл: «Я рядом, я с тобой».

Море Крыма для меня — суть есть глубина Балаклавской бухты, где хранят свои тайны уставшие субмарины. Именно здесь я прыгнула с прогулочного катера в открытое море в районе глубины (если водитель не соврал) десятиэтажного дома: поразительное чувство — держась на воде, пытаться представить и понять, КАКАЯ глубина под тобой!

И несмотря на то, что мне остался чужд Крым, я-таки смогла нежно полюбить его море.

Море побережья Краснодарского края с намытыми километрами золотого песка (схожего с нашим, заволжским) много лет дарило мне приют и покой. Приезжая туда, я, не разобрав чемоданы, бежала на свидание... к морю.

Это сказочное наслаждение — ожидание встречи с ЛЮБИМЫМ. Я шла, раскинув руки, как для объятия, закрыв глаза и... слушая. Да-да, сначала я его слышала, потом, не доходя немного ДО заветного поворота, ощущала ЕГО лёгкий ПОЦЕЛУЙ — солёную пыль брызг на губах, и, завернув, видела его, сразу и во всю широту и глубину. И каждый раз в этот миг, открывая глаза, я чему-то смеялась вслух, замирая от внутреннего восторга.

Мне, пожалуй, непросто выбрать один из целебных эффектов, оказываемых на меня солью этого побережья: когда мне становится очень грустно, я открываю бутылочку и просто вдыхаю в себя море. МОЁ МОРЕ.

Красное море солёное и терпкое. Оно хорошо примиряет с необходимостью терпеть: смену времени года, крайность температур, перепады давления, изменение обстоятельств, сроков, времени, просто... перемены. Иногда я капаю капельку его соли в чашку с горячим глинтвейном. С такой поддержкой зима переносится чуточку менее болезненно.

Средиземное море — сказка. Убаюкивающая, нежная, предсонная сказка. Она хороша мечтательной осенью, когда в опадающей листве шуршат несмелые сентябрьские тихие и пока ещё по-летнему уютно — тёплые дожди.

В маленькой бутылочке, привезённой мне много лет назад, осталось-то и воды всего на донышке. Потому что когда мне грустно, я очень люблю сказку — ту, которая рождается из капельки морской соли Средиземноморья.

Иногда моя фантазия убеждает меня, что самая лучшая сказка рождается на дне Индийского океана. Так что ежели кому по пути, не поленитесь, наберите для меня малюсенький флакончик индийских вод и... я поведаю всему свету о тех сказаниях, что мне нашепчет капелька индийской соли!

Суровое море Балтики завладело мной с первого же мокрого снегопада на Финском заливе, с первого ливня в Кронштадте, с первого привкуса соли Куршской косы. В северных морях для меня — особая страсть! Мужественно-суровые, справедливо-устойчивые, они будто бы вобрали в себя всю душевную скупую доброту и мудрость северного края. Капельки их кристально-чистой соли, вобравшей вековую честь, доблесть, силу и мужественность выносливых народов севера, рыцарей, викингов отлично помогают стряхнуть сплин одолевающей весенней астении и авитаминоза. Рывок. Толчок. Действие. И всё расчётливо-точно, без истеричной суеты, «на мягких лапах», как говаривают торпедники.

Но не только астения — моя извечная спутница пробуждающейся после зимней спячки жизни. Весенними ночами бессонница гложет меня особенно жёстоко. Хожу, брожу по тёмному дому, жгу до серых сумерек рассвета свечи, грею руки об остывающий бокал с травяным чаем и… тоскую о несбыточном.

Соль Тихого океана, заключённая в единой капле всех его вод, всех впадающих в него восточных морей, отражающая всю историю зарождения жизни человечества в этой громадной колыбели, мягко, но неизбежно, погружает меня в свою обволакивающую пучину укачивающих вод. Сопротивляться бесполезно. Нежно и настойчиво, ощутимо и ласково, мягкой, но сильной, невидимой рукой расплетаются косы, расчёсываются спутанные локоны, и тихо-тихо перебирая распущенные волосы, кто-то повелительно шепчет в самую глубь сознания: «спи, спи, спи...»!

Такое со мной случилось впервые, когда я распаковала посылку от брата с заветным флакончиком. Чтобы я, с детских лет привыкшая к поздним отходам ко сну, а потом и к заклятой дружбе с отчаянной бессонницей (а я лет с 13 уже была патологической совой, ранее полуночи никогда не завершающей свои дела, более того, нередко к этому времени их только начинающей!), да вдруг заснула ранним вечером, да ещё и проспала беспробудным сном до самого утра, начавшегося, как мне и желанно, в 9 утра (а не вскочив среди ночи или на рассвете, ходя потом весь день как сомнамбула, как это зачастую бывало, когда я велась на «добрые советы» переломить себя и лечь пораньше).

Возможно, этому поспособствовало и то, что я приболела, и организм таким вот образом решил взять реванш, но… уверена, капелька соли из морской колыбели человечества тому есть тоже причина и суть.

Я очень люблю море. Я люблю соль, придающую пище вкус. Так в чём же тогда ином соль нашей жизни, как не в том, что мы искренне любим, к чему тянется наше сердце, куда ведёт зов души?

Может, именно в этом СЛЫШАНИИ и знании, ГДЕ и ЧТО есть та самая соль, придающая нашей жизни вкус, и есть её СМЫСЛ и СУТЬ?