О солёных огурцах писать даже как-то боязно. «А! — воскликнут злорадно иные. — Лапоть да огурец, так и до квасного патриотизма недалеко…» Но я всё-таки попробую. Уж очень он ароматный, окружённый в банке или в бочонке белозубым чесночным ожерельем, прикрытый от жары в дни солнцестояния зонтиками укропа, украшенный чёрными жемчужинами терпкого перца, набирающийся крепости от дубового листа и корня хрена — солёный огурчик. Или малосольный. Или маринованный — баночный. (Мариновать, то есть заготавливать огурцы в уксусе, начали ещё, между прочим, римляне). Кому как нравится, в общем. Мне по душе больше малосол, как бы вбирающий наспех пряные ароматы лета, дух июльского огорода, фактуру дышащего зноем кучевого предгрозового полдня. Не случайно же лучше всего солить огурчики, которые прямо с грядки, у которых пупырышки ещё в росе!

Но ближе к делу. То есть к огурцам. Сделаем их действительно малосольными, по сезону, такими, что есть можно прямо на следующий день. И сколько хочешь. Итак, запасёмся мелкими, в крайнем случае средними плодами с плотной кожуркой — возьмём килограмма три, а также не забудем про соцветия укропа, листья вишни и смородины, лист и корень хрена, про чёрный перец горошком, про лаврушку… И про всполох жгучего перчика — в идеале красненького. Гвоздику не советую, хотя это дело вкуса. На три литра воды — трёхлитровую банку, так удобнее — я беру обычно четыре столовые ложки соли крупного помола (в засолках, как известно, чем грубее соль — тем лучше), столовую ложку сахару — обязательно.

Теперь перекладываем слои огурцов пряностями, заливаем горячим рассолом, сверху прикрываем благоуханной шапкой из пряностей — и через сутки хрустящие огурчики можно пробовать. Кстати, особенно хрустящими они становятся, если подержать их перед солением 4-5 часов в холодной проточной воде. А ароматнее делаются, когда их с двух сторон подрезают. Так они вернее и крепче пропитываются рассолом. Да, и не нужно накрывать банки с малосольными огурцами — в таком случае процесс брожение становится быстрее и продукт долго не хранится. Хотя о каком хранении может идти речь, если перед нами настоящие малосольные огурцы? Настоящих, правильно приготовленных — их всегда должно не хватать. Малосольных огурцов всегда должно казаться слишком мало — такие они аппетитные.

…Помню залитые солнцем июньские или июльские вокзальчики, крошечные железнодорожные станции. Поезд под номером 919 назывался почтовым, только на него в разгар сезона успевали мы купить билеты, чтобы ехать к родным — в Ульяновск. «Волгоград-Казань», называлось то направление. И в самом созвучии городов, породнённых железной дорогой, слышалось извечное, стыковое, ритмичное, усыпляющее, жаркое и душное: ту-ту, ту-ту…. ту-ту, ту-ту… ту-ту, ту-ту… А резкие гудки электровоза, гордо и даже величественно возвышающегося над землёй, над пассажирами, которые на фоне его, решающего судьбы, казались маленькими и жалкими, всегда пугал и тревожил меня, десятилетнего. Мелькнула за непроглядно грязным, с засохшими подтёками окном, никогда не открывающимся к тому же, очередная станция, побежали берёзки вслед поезду, кто-то махнул на прощание рукой. Ту-ту, ту-ту… ту-ту, ту-ту... Почтовый на то и почтовый, чтобы останавливаться на каждом перегоне. И ночью, во время долгих медлительных пауз в дороге, слышалось, как переговаривались на улице люди, грузящие почту.

Сотни чьих-то признаний, сотни чьих-то счастий. И пели соловьи. Июнь же, представьте. Какая-нибудь лесная полустанция, и соловьи — клокочущие, орущие, надрывающиеся, и вдруг — на мгновение — спадающие к ногам почти белой ночи. И названия станций как стихотворная строчка, которая всё не заканчивается, всё продолжается во времени и пространстве, и в твоей памяти: Молвино, Белый Ключ, Ключищи…

…А утром — новая остановка. Да не просто полустан, а целый город. И называется он Сызрань. Здесь, на сызранском вокзале, прямо по краям путей, встречал проезжающих весёлый базарчик. Разное выносилось сюда добро, разная снедь — и пригодная, и не очень. И рубиновые огоньки ранних свёколок, и пирожки домашние, пылкие, румяные, и провесная рыба, отливающая на солнце янтарём. Но больше всего жаловали поездные люди горячую молодую картошечку, посыпанную легонько прижаренным луком, огородным, своим, укропчиком и для полноты счастья увенчанную парой-тройкой малосольных огурчиков по краям миски. Продавали прямо так — с мисок, с тарелок… И вот, представьте, весь вокзал пропах этой незамысловатой, простецкой, кажется, едой. Но что может быть слаще её и вкуснее её в дороге, что может сравниться с только что сваренной искрящейся, в завитках, молодой картошечкой и настоящим местным малосолом?

…Давайте нетерпеливо отодвинем ароматные специи и попробуем подцепить с самого дна уже начавший просаливаться, уже почти готовый малосольный огурчик. первый в этом году. Просто — первый…

«На нашем дворе всю неделю готовятся: парят кадки и кадочки, кипятят воду в чугунах, для заливки посола, чтобы отстоялась и простыла, режут укроп и хрен, остропахучий эстрагоник; готовят, для отборного засола, черносмородинный и дубовый лист, для крепкости и духа, — это весёлая работа… А у нас — дым столбом, живое столпотворение. Как же можно: огурчика на целый год надо запасти, рабочего-то народу сколько! ...без огурчика уж никак нельзя: с огурчиком солёным и хлебца в охотку съешь, и поправиться когда нужно… Павел Ермолаич, огородник, пригнал огурца на семи возах: не огурец, а хрящ. Пробуют всем двором: сладкие, и хрустят, как сахар. Слышно, как сочно хряпают: хряп и щёлк. Ешь, не жалко».
Иван Шмелёв, «Лето Господне».