Я и птицы

Утро было морозным, где-то под 40, как и многие прошедшие дни на декабрьской вахте. Пар повалил изо рта ещё в тамбуре. Я вышел на заснеженную площадь между тремя офисными зданиями и побрёл к месту встречи дыма и человека, проверяя на ходу карман — остались ли там ещё семечки?

Поползни и синицы заливались мелодичным смехом, переговариваясь между собой. Прикормленные на этом месте, они уже ждали первых утренних прохожих.

Замечательное было утро. Солнце слепило, вдали, за разрезом, возвышался необъятный, укрытый снегом Становой Хребет.

Стоило достать руку из кармана и раскрыть ладонь, и они тут как тут. Совсем не боясь большущее существо в синем костюме с парящим белым туманом вокруг него, они смело садятся на руку и воруют семечки, даже если ты их достал для себя. А одна, самая маленькая, синичка всегда умудряется ухватить в клювик целых две! Они отлетают к ближайшему дереву, вставляют добытое лакомство между ребристой корой и приступают к трапезе, а потом громко и заливисто благодарят за вкусный завтрак.

Напротив гор, с другой стороны, лежат огромные холмы, усыпанные лиственницами, кажущимися такими худенькими и хрупкими. Я как раз вчера узнал, что по твёрдости лиственница уступает только дубу. По шкале Бруннеля или Браннеля, уж не помню, твёрдость дуба 110, а у лиственницы — 109. Если какой-нибудь очень сильный строитель забил в неё гвоздь, когда лиственница была ещё свежа, тот гвоздь, когда дерево высохнет, никакой дедушкиной монтажкой уже не достать, металл в нём попросту расслаивается. Вот такая крепкая лиственница.

Огромный чёрный ворон сидел на самой макушке дерева, что-то причудливо курлыкал и завидовал, наверно, этим маленьким птичкам, ведь ему приходилось довольствоваться объедками из мусорки. Хотя, судя по его размерам, он был вполне доволен. Когда я впервые приехал сюда, увидел однажды этого ворона возле той же мусорки. И за секунду у меня в голове пронеслось: это что, игрушка? Но откуда тут игрушки, детей-то сюда не привозят. Странно. А потом эта игрушка запрыгала. «Да она ещё и заводная!» — подумал я. У нас в Воронеже таких здоровенных воронов не водится.

На вахте

Неужели подходят к концу мои два месяца на вахте?

Просыпаться с каждым днём всё сложнее, а если ещё и погода не задалась, так какая там работа... Выспаться, навести кружечку чёрного наслаждения, укутаться в одеяло и читать книгу про кота, который наливает дамам только чистый спирт и не против поспорить о том, что Достоевский бессмертен.

Вместо этого приходится каждое утро, когда дорогу в темноте ещё прокладывают фонари, по привычному звонку будильника подниматься и переживать очередной день сурка.

Но уже совсем скоро, дружным скопом мы завалимся в вахтовку и целый день будем трястись до самой железнодорожной станции. И это ничего, мы потерпим, ведь трястись-то в сторону дома!

В окне будут мелькать исполинские холмы и бескрайние таёжные равнины, заросшие лиственницей, о которой мы с вами уже многое знаем, замёрзшие горные реки с кристальной водой подо льдом, перевал, который постоянно заметает снегом.

Однажды, покоряя очередные километры, пронеслись мы мимо грейдера, который должен был нам расчищать дорогу, он сошёл с дистанции и лежит себе бочком на обочине, отдыхает. Вот мы и застряли на том перевале в метель. Выходим из вахтовки поглядеть, насколько там всё плохо, а снег заметает холодной вьюгой и, не жалея бедных путников, бьёт по лицу. Впереди нас ещё две машины, у первой скопилось много народу. Подходим ближе — что же там случилось? Водитель бомбовоза, что застрял впереди, расчищает лопатой снег под колёсами. А эти пятнадцать человек вокруг него выполняют самую важную задачу — поддерживают его морально и вздыхают о пылящихся в чуланах лопатах, которые сейчас так бы пригодились. Выбрались мы быстро, на поезд не опоздали.

Мама мне рассказывала, как-то ехали они, и прямо перед ними обвалился мост через реку. Пришлось идти в обход пешком по путям железнодорожным, а вахтовка их сзади догоняла прямо по рельсам. В тот раз на поезд они не успели. И таких историй здесь столько, что и не пересказать.

Что же дальше? А дальше снова дорога. Но про неё, пожалуй, в следующий раз...

Дорога…

А дальше дорога. Снова долгая дорога, наполненная лицами, шумом и сплетнями.

Наконец доехали до железнодорожной станции. Теперь поезд.

«Производится посадка на поезд номер 364 Комсомольск — Тында, поезд находится у первой платформы». Знаете, часто слышал: «Хочу в дорожное путешествие, чтобы волосы развевались на ветру, чтобы было много новых знакомств и завораживающих историй, такое путешествие, чтобы дыхание замирало от восторга и новых ощущений, такое, чтобы в каждом взгляде — целая жизнь!».

Не могу сказать о дорожных, но в железнодорожных я побывал. Где-то около десяти железнодорожных путешествий за последний год. Дорога долгая, как сотворение мира. Большинство людей почему-то не любят ездить в поездах, их это утомляет, они устают сидеть и лежать так много времени. Видно, им постоянно нужно прыгать и бегать, уж не знаю, чем они обычно занимаются, когда не ездят в поездах, но осмелюсь предположить, что большую часть своего времени они сидят да лежат на диване, не отрывая глаз от телевизора.

Для меня поездка в поезде — это приятная возможность отдохнуть, а чем себя занять, я точно найду. И, скорее всего, это то единственное время, которое может больше не появиться ни на работе, ни дома. Но, как и везде, есть обратная сторона медали. Это неумолимо несущееся время, которого нам всегда так не хватает. Его остаётся так мало, а в нашей быстрой сумасшедшей жизни мы практически не можем себе позволить замечать это.

Начал я писать эту заметку, пока ждал поезд, а заканчиваю уже здесь, под тихий стук колёс. Да, всё-таки есть в этом путешествии что-то особенное. Эта плацкартная романтика — ощутив её однажды, запомнишь на всю жизнь. Постоянно меняющиеся за окном пейзажи нашей необъятной красивой земли, самый вкусный чай в фирменных железных подстаканниках, запахи самых разных яств, как на пиру у короля, хохот выпивающих пассажиров за стенкой, разговоры ни о чём, а может, о самом главном, о самом важном, чтобы выговориться, всё равно ведь больше никогда не увидимся. И конечно, эти бесконечные станции в городах больших и не очень, такая разная архитектура вокзалов.

В этот раз полечу на самолёте, там нет никакой романтики, но время — это всё, что у нас есть.